— Знаешь, какой сегодня день? — спросил он.
— Вторник, восемнадцатое?
— Да, вторник, восемнадцатое. И?.. Ты что, не помнишь?
— О господи! — воскликнула Дженни. — Ой, прости, пожалуйста! Просто этот ужин, и выбор наряда, и все прочее…
Болден отпустил ее руку и поднялся на несколько ступенек.
— Иди за мной, — позвал он.
— Куда?
— Давай, поднимайся сюда. Садись. — Повернувшись к Дженни, он жестом пригласил ее сесть.
— Холодно.
Не сводя с него любопытного взгляда, она все-таки поднялась по ступенькам и села.
Он усмехнулся: ему было так хорошо — совсем как тогда. Ветер задул сильнее и стал трепать ей волосы. Изумительные волосы, густые, вьющиеся и с таким множеством оттенков, словно летом колышется поле пшеницы. Он вспомнил, как увидел ее в первый раз. Это случилось на баскетбольной площадке: сначала она, низко пригнувшись, вела мяч, затем, подпрыгнув, сделала бросок, но попала только в сетку. На ней были красные спортивные шорты, свободная футболка и найковские кроссовки «Эр Джордан». И вот теперь, закутавшись в черный плащ и подняв воротник, она сидит перед ним. Косметики ровно столько, сколько надо. У него перехватывало дыхание. Мисс Дженнифер Дэнс сражала наповал.
— Куда только катится мир, если о важных датах приходится помнить мужчине? — Он извлек из кармана длинный, продолговатый футляр, завернутый в дорогую подарочную бумагу малинового цвета, и протянул его Дженнифер. Пара секунд ушла на то, чтобы унять дрожь в голосе. — Три года. Ты сделала их лучшими в моей жизни.
Дженни перевела взгляд на футляр и медленно развернула бумагу. Ну как же она забыла! На глаза навернулись слезы. Болден тоже заморгал и отвернулся.
— Ну, открывай! — сказал он.
Почти не дыша, Дженни открыла футляр.
— Томми, это… — Она достала часы от Картье, на ее лице застыло недоуменное выражение — нечто среднее между благоговением и неверием.
— Я понимаю, это вульгарно, бездарно… Это…
— Прекрасно! — И Дженни потянула Болдена за руку, чтобы тот сел рядом. — Спасибо.
— Там еще гравировка, — сказал он. — Хотелось, чтобы сегодня вечером ты не чувствовала себя обиженной оттого, что подарок вручили только мне.
Дженни перевернула часы, а он наблюдал, как меняется ее лицо, пока она читает надпись. Огромные глаза, точеный нос, на переносице которого притаилось несколько веснушек, большой выразительный рот, изогнувшийся в улыбке. Ночью, лежа рядом с ней, он часто изучал ее лицо, задаваясь вопросом: как так получается, что он, человек, который в жизни ни от кого никогда не зависел, все больше и больше начинает зависеть от нее.
— Я тоже люблю тебя, — произнесла она и коснулась его щеки. — И буду любить всегда.
Болден кивнул, как всегда обнаружив, что ему не найти нужных слов. Хорошо, что он записал их на корпусе часов. И это уже начало.
— Значит, ты больше не боишься? — спросила Дженни.
— Нет, не значит, — серьезным голосом ответил он. — Это значит, что я боюсь, но работаю над собой. Только, пожалуйста, не убегай.
— Я и не собираюсь убегать.
Они долго целовались, словно подростки.
— По-моему, надо что-нибудь выпить, — наконец произнес он.
— Хочется чего-нибудь смешного, с зонтиком на палочке, — сказала Дженни.
— А мне — чего-нибудь серьезного и без зонтика. — Болден обнял ее, и они оба рассмеялись. Когда же он заметил, что те двое исчезли из виду, то засмеялся еще громче: на этот раз его шестое чувство дало маху.
Держась за руки, они пошли в сторону Бродвея. Сегодня будет праздник до утра — ночь с любимой женщиной. И в эту ночь нельзя впускать недоверие, тревогу и подозрение — неотвязные привычки его юности. Дженни была права: этой ночью он должен распрощаться со своим прошлым раз и навсегда.
— Такси! — крикнул он, переполненный счастьем, хотя поблизости не было никакого такси. — Куда отправимся?
— Пойдем потанцуем, — предложила Дженни.
— Потанцуем? Отлично!
Заметив такси, он вложил пальцы в рот и свистнул тем самым свистом, какой обычно раздается с трибун нью-йоркского стадиона «Янки». Болден ступил на проезжую часть, чтобы остановить такси. Машина сверкнула фарами и повернула к ним. Он протянул Дженни руку.
Вот тут-то он их и увидел. Сначала довольно смутно — какой-то размытый контур. Две фигуры, быстро двигавшиеся по тротуару. Два бегущих человека, приближение которых не предвещало ничего хорошего. Он узнал их: эти двое следовали за ними от самого отеля. Он бросился к Дженни и, запрыгнув на тротуар, прикрыл ее собой.
— Назад! — закричал он.
— Томми, что случилось?
— Осторожно! Беги!
Едва он успел это выкрикнуть, как один из мужчин — тот, что покрупнее, — выставив плечо вперед, налетел на него и отбросил на проезжую часть. Болден ударился головой об асфальт. Оглушенный, он поднял взгляд и увидел, что такси несется прямо на него. Водитель резко затормозил, завизжали шины, а он откатился к поребрику.
Другой мужчина схватил Дженни.
— Отпустите меня! — закричала она, отбиваясь.
Дженни наотмашь ударила его в челюсть, мужчина пошатнулся, и она шагнула вперед, изо всех сил размахивая руками. Но мужчина блокировал удар и сам ткнул ее в живот кулаком. Дженни согнулась пополам, а он, зайдя сзади, прижал ей руки к бокам.
Голова шла кругом, но Болден заставил себя подняться на одно колено. Перед глазами все плыло как в тумане.
Тот, кто сбил его с ног, теперь схватил Дженни за запястье так, что застежка новых часов оказалась сверху. Болден увидел, как мужчина занес руку, державшую что-то серое и острое. Рука опустилась, и у Дженни брызнула кровь: нож срезал браслет часов, глубоко задев кожу. Дженнифер закричала, зажимая рану. Крупный мужчина опустил часы в карман и побежал. Его приятель, отпихнув Дженни, подхватил с асфальта серебряную тарелку. И грабители бросились наутек.
Болден заставил себя подняться на ноги. Голова кружилась, но он поспешил к Дженни.
— Как ты?
Она стояла, зажав правой рукой запястье. Кровь стекала между пальцами и капала на тротуар.
— Больно…
— Дай я посмотрю. — Аккуратно разжав ее пальцы, он осмотрел рану: порез был сантиметров десять длиной и довольно глубокий. — Оставайся здесь.
— Брось, Томми, это всего лишь часы. Не связывайся.
— Дело не в часах, — произнес Болден, и что-то в его голосе заставило ее испугаться.
Он протянул Дженни свой телефон:
— Звони в полицию, скажи, чтобы отвезли тебя в больницу. Я туда приеду.
— Нет, Томас, останься здесь… ты же покончил со всем этим.
