Прежде чем двинуться в дальнейший путь, вожди назначили пятерых воинов в арьергард, и предосторожность не оказалась излишней, так как Ховард послал в погоню майора Эдвина Мэйсона с сильным отрядом кавалерии. Отряд Мэйсона напоролся на засаду 17 июля и повернул обратно. Несколько Проткнутых Носов тайно последовали за военными и сумели похитить из лагеря солдат сотни лошадей. Ховард лишний раз убедился в том, что с дикарями нельзя обходиться полумерами. Ничто, кроме полноценного удара, не могло заставить вождей покориться.
Индейцы тем временем предприняли рискованный переход через горную гряду по Тропе Лоло и оказались на территории штата Монтана. Их появление в Монтане было воспринято очень многими людьми как настоящее военное вторжение. Газеты не переставали публиковать подробную информацию о восстании «кровожадных краснокожих» с самого первого дня. Когда же пришли сведения о том, что индейцы двинулись по Тропе Лоло в сторону долины Горького Корня, послышались не на шутку встревоженные голоса.
27 июля Проткнутых Носов встретил капитан Роун и вступил с дикарями в переговоры. Отряд Роуна был слишком малочислен, и индейцы прекрасно понимали, что капитан не сможет остановить их. Тем не менее они решили не вступать в бой. Пока шли переговоры, разведчики отыскали узкую тропку, ведущую через горные уступы в долину Горького Корня. Теперь Проткнутые Носы находились, возможно, совсем близко от Стивенсвиля, и горожане были в полной уверенности, что в сторону их города катила лавина варваров.
Мы с Джулианой вспоминали о кровожадных дикарях ежедневно, но так уж устроен человек, что даже самые страшные слухи в недолгое время становятся привычными и перестают пугать. Моя настороженность успела почти полностью рассеяться в обществе очаровательной кузины, полностью вытесненная любовью.
Когда наша коляска остановилась, Юджин, прекрасно ладивший с лошадьми, распряг их и пустил пастись. Невольно я запротестовал, вероятно испытывая подсознательное беспокойство, но Джулиана подняла меня на смех, и я смолк. Она относилась к тем натурам, которые вообще не умеют держать в голове тревожные мысли, стараясь изгнать их немедленно и предаться приятным беседам.
Дальше всё произошло, как в приключенческом романе. Мы едва успели расположиться на расстеленных одеялах, чтобы полакомиться кусочками прихваченного яблочного пирога и цыплёнком в ореховом соусе, как в конце долины, за которым в голубой дымке поднимался горный массив, замаячили всадники. Их было много, ехали они спокойно. Когда же они приблизились настолько, что стали различимч характерные черты их туалета, Юджин громко и отвратительно выругался и бросился к лошадям, наступив кожаными сапогами на тарелку с пирогом.
— Индейцы! — выдохнула Джулиана испуганно, хотя всего пять минут назад горячо убеждала меня, что ничего не боится и что никто из дикарей никогда не осмелится поднять на неё руку. Мне и прежде приходилось встречать женщин, которые считали, что их красота способна обезоружить самого отъявленного преступника и оградить от опасности. Увы, я повидал в жизни людей, не способных не только преклоняться перед красотой женщины, но и вообще не имевших понятия о красоте. Таким человекоподобным тварям всё едино: что младенец, что старик, что гремучая змея, что соблазнительная женщина…
Я кинулся к Юджину с желанием помочь ему с упряжкой, но в ужасе увидел, что молодой человек не собирался запрягать лошадей в коляску. Он уже сидел верхом и, будучи замечательным наездником, без седла помчался в сторону города. Милое личико моей кузины потеряло присущую ему краску жизни и стало мёртвого оттенка. Я залез в коляску, судорожно шаря руками под сиденьем, но не обнаружил там никакого оружия, один лишь завязанный в узел кнут. Тем временем индейцы приближались. Это была моя первая в жизни встреча с настоящими дикарями, и ничего доброго я от неё не ждал. Я вернулся к Джулиане и крепко прижал её к груди, слыша громкий стук её сердечка. Так колотится перепуганное тельце пойманного голубочка, когда сжимаешь его в руках… За что судьба не позволила нам вот так прильнуть друг к другу при других обстоятельствах и насладиться любовной негой?.. Мы стояли, обнявшись, взирая на совсем уже близких всадников, предчувствуя скорую расправу и внутренне моля Господа о пощаде.
Индейцы подъехали вплотную. Они носили ярко расшитые экзотические наряды, кое-кто украсил голову шляпой, другие прицепили к затылку перо. Длинные волосы всадников стекали густой копной на спину, а у некоторых были сплетены у висков в тонкие тугие косы. Все ехали с ружьями в руках. Позади первых всадников виднелся огромный табун лошадей, индейские повозки без колёс и вереница людей без оружия — женщины, старики, дети. Все были верхами. Слышался спокойный говор, тявканье собак и топот копыт.
Человек десять индейцев окружили нас, и я увидел прямо надо мной чёрные глаза одного из них. Смоляные волосы его были высоко зачёсаны над лбом, а косы с вплетёнными в них меховыми полосками падали на грудь.
— Оллокот, — произнёс он, коснувшись ладонью своей широкой груди, и на лице его появилась откровенная жалость, замешанная на презрении, когда он увидел мой страх.
Рысью подскакали несколько всадников, они что-то быстро говорили, активно жестикулируя. Затем среди них появился ещё один, внимательно посмотрел на меня и Джулиану и покачал головой. В его ушах висели большие серьги, сделанные из речных раковин, а на груди, поверх европейской рубашки и чёрной жилетки, болталось несколько рядов цветных бус. Он заговорил с нами на своём языке, и соседний всадник стал переводить, слегка коверкая слова:
— Вам нечего бояться. Мы не причиним зла. Мы никого не желаем убивать. Мы оставили войну по ту сторону горного хребта. Солдаты хотели драться с нами, но мы не желаем ничьей смерти. Нам нужно только свободно пройти дальше. Вы проводите нас до своих домов, и мы купим у вас то, что нам нужно…
— Кто он? — выдавил я, обращаясь к переводчику, немного успокоившись.
— Он один из наших вождей. Его зовут Жозеф. Так его назвал священник Спалдинг, когда он был ребёнком.
Жозеф велел своим воинам запрячь нашу коляску, и они даже выделили нам свою лошадь из табуна. Вскоре мы двинулись в путь. Вождь Жозеф ехал рядом с нами. Мы с Джулианой успели оправиться от первого шока, но ещё не до конца овладели своими чувствами. Я, к примеру, ясно слышал, как у меня в горле прыгал холодный комок и мешал мне нормально разговаривать. Волнение оставалось, не растворялось, несмотря на явное дружелюбие туземцев. Очевидно, слишком глубоко в подсознании сидело издавна вживлённое чувство страха перед необузданностью индейцев, их коварством и жаждой крови. Но мы ехали среди них, и никто не посягал на наши честь и жизнь. Никто не прыгал вокруг нас со страшными ножами для оскальпирования. Мне казалось, что я попал в ожившую поэму Лонгфелло, где властвовали легендарные Маниту и Гайавата, где переливались буйные краски узоров, били барабаны, танцевали сказочные фигуры с перьями в волосах и боевыми топорами в руках. Впрочем, ярких узоров на костюмах Проткнутых Носов хватало с лихвой, не хватало лишь таинственных телодвижений ритуальной пляски, но на самом деле меня совершенно не тянуло увидеть их обряды. Мне с избытком хватало того, что уже было.
