Если ты думаешь, что я не свяжу тебя и не запру в своей спальне, прежде чем позволю тебе выйти на улицу в такую погоду, то ты совсем меня не знаешь.
Глава 2
Проблема в том, что я знаю.
Знаю Марка, то есть.
Мы знакомы с ним с самого его рождения, когда я впервые увидела его в больнице нашего родного города, где стоял запах сиропа от кашля и хлорки из бассейна. Взамен он стал сияющей звездой моего самого раннего воспоминания, в котором папа усаживал меня на большое плюшевое кресло, а миссис Комптон вручала мне бесформенный свёрток с предупреждением: «Будь осторожна, Джейми. Придерживай ему головку. Да, вот так». Мне было два с половиной. Табита, которая была примерно на полгода старше меня, только отпраздновала своё трёхлетие в аквапарке.
Хотя Табиты там не было. Она была дома со своими бабушкой и дедушкой из-за того, что её мама называла «серией истерик с целью привлечения внимания», что позже Табита перефразировала как «принципиальное возражение против навязывания излишних попыток расширения». Её проинформировали о том, что скоро в семье будет пополнение, и она совсем не хотела делиться тем, что, как ей казалось, было в ограниченном количестве: игрушками, хлопьями «Frosted Flakes» и любовью родителей.
Так я и познакомилась с её братом раньше неё, и с нетерпением ждала возможности сообщить, что с точки зрения конкуренции ей нечего бояться. Красный комочек, извивающийся у меня на руках, имел сморщенное личико, курносый носик, прыщавые щёчки, сложенные ушки, реденькие волосики, как у старичка, и был весь покрыт засохшими корочками. Они напомнили мне о сахарном печенье, которое папа пёк на праздники, особенно о тех, что не совсем удавались. «С не очень удачным видом», вот как он их называл.
Это описание подходило как нельзя лучше. У существа у меня на коленях явно не было ни грамма удачи.
— Как её зовут? — спросила я миссис Комптон.
— Его, — поправил меня папа. — Это мальчик, дорогая.
Внезапно всё встало на свои места.
— Вот почему он такой уродливый.
Взрослые разразились смехом — на мой взгляд, довольно злобным, учитывая, что бедному ребёнку уже приходилось справляться с неблагоприятным положением из-за того, что он не родился девочкой.
Я не слушала, о чём они говорят, пока мистер Комптон не спросил:
— Джейми, ты знаешь, как мы его назвали?
Я покачала головой.
— Марк. Марк Эван Комптон.
И возможно малыш уже узнавал своё имя, потому что в этот самый миг он открыл свои серые глазки и, после пары неуклюжих попыток, сжал мой указательный палец. Его пристальный взгляд словно говорил: «Привет».
А ещё: «Не уходи».
И, возможно, даже: «Ты мне нравишься».
Он был мал, но силен. И меня одновременно захлестнули чувства любви и защиты.
«Всё хорошо, — безмолвно поклялась я Марку. — Я буду твоим другом. И уговорю Табиту, чтобы она тоже с тобой дружила. И я буду любить тебя. Даже если ты самое уродливое создание, которое я когда-либо видела».
Это было сердечное, искреннее обещание, которое я нарушила бесчисленное количество раз в последующие несколько лет. Потому что, по трагическому стечению обстоятельств, Марк Эван Комптон оказался абсолютным кошмаром.
* * *
В течение нескольких лет я была крайне доверчивым сторонником Марка.
— Уверена он не специально, — говорила я разгневанной Табите каждое утро, когда мы шли в школу. — Я про то, что он подменил твои витаминные жевательные конфеты на слабительное.
Или использовал твою любимую футболку, чтобы застелить ею дно клетки хомяка.
Ткнул тебя в глаз пластиковой вилкой.
Запер тебя в бельевом шкафу.
Убедил всех детей района, называть тебя Думбитой. (прим. пер.: комбинация слова «dumb» (тупая) и имени «Tabitha» (Табита)).
Надрессировал собаку отгрызать голову твоей любимой кукле Барби.
Выблевал три порции макарон с сыром прямо тебе на колени.
Подкладывал насекомых тебе в кровать.
Я искала ему оправдания, потому что со мной Марк никогда не вёл себя ужасно. Какую бы инстинктивную любовь я ни почувствовала к нему в день его рождения, она была взаимной. Папа и мистер Комптон были лучшими друзьями со старшей школы, и наши семьи постоянно находились в непосредственной близости друг от друга. Мама ушла от нас сразу после моего рождения, а папа, из-за своей занятости на работе, очень ценил помощь Комптонов в присмотре за мной. Конечно, мы с Табитой были неразлучны. Но и с Марком у меня была особая связь.
— Как бы я хотел, чтобы ты жила у нас, — говорил он мне ласково, когда я уходила из комнаты Табиты после того, как оставалась у них на выходные.
И: «Ты мой самый любимый человек на свете».
И: «Когда мы вырастем, я хочу, чтобы мы поженились».
Ничего подобного не случилось бы. У меня уже был выбран муж: Алан Кроуфорд, парень постарше с нашей улицы (а если с ним не сложится, то Лэнс Басс из группы NSYNC). В моих глазах Марк был маленьким мальчиком. Тем не менее, я находила его очаровательным. Я научила его алфавиту и как завязывать шнурки. Взамен он накричал на ребёнка, который толкнул меня на детской площадке, и каждый год делал мне валентинки.
— Ты должна быть моей лучшей подругой, — еженедельно напоминала мне Табита. — Я знала, что этот молокосос украдёт половину всего. Просто не думала, что и тебя тоже.
Но я любила их обоих. И годами, даже когда отношения между Табитой и Марком начали включать аллергенные вещества, подсыпанные друг другу в обеды, острые кнопки и постоянные угрозы взаимного уничтожения, я старалась не принимать ничью сторону.
— Ты не должна выбирать между ними, дорогая, — сказал бы папа. — Это типичное соперничество брата и сестры. Фаза, которую они перерастут. Просто пережди.
И я ждала, пока нам не исполнилось двенадцать, а Марку — девять, и случился инцидент с яйцом.
По сей день Марк утверждает, что это было не нарочно. Что он не знал, что наша «ненормальная школа будет заниматься столь же безумным занятием, как притворяться, что яйцо — это «ребёнок», и заставлять учеников носить его с собой в течение недели, не разбивая». Но наша ненормальная школа не только занималась столь же безумным занятием, но и выставляла нам за это оценки. Целых 30 % нашей итоговой оценки по «Семейным наукам» зависело от этого проклятого яйца.
Вот почему, когда я зашла на кухню Комптонов и увидела Марка, поедающего яйцо, — поджаренное, на тосте, с помидорами на гарнир — то не остановила Табиту от возмездия. Я молча наблюдала, как она
