Этне!
И самые вечные вещи
сегодня лишь —
зримы и явны,
и Солнце —
сегодня щебечет!
и Птицы —
сегодня сияют!
И ходят за грубые скалы
влюбленные
только
сегодня.
Их груди прильнули сосками!
За голод,
за подлость,
за войны
их месть под кустом веселится,
вдыхая озона азы!
И в солнечном щебете листьев
зеленые брызги грозы!
Городской лес
Осеннее
Комариные укусы
дождика на лавках.
Ходят листья, словно гуси
на огромных красных лапах.
Над булыжником плакат:
– Осторожно, листопад!
И трамваи – набок,
набок!
Эх, по рельсам – по канатам!
Осторожничать не надо,
все идет как надо!
Развороченная гильза
лист.
Но ныне – присно
без излишнего трагизма
умирают листья.
Умирая, протоплазма
объявляет праздник!
Горожане, как пила, —
загружены полностью:
трикотажные дела,
булочные промыслы…
Но не понимает лес
трикотажность, булочность —
празднует,
наперерез
беспробудной будничности!
«День занимался…»
День занимался.
И я занимался своим пробужденьем.
Доблестно мыл, отмывал добела раковины ушные.
– Не опоздай на автобус! —
мне говорила Марина.
– О, мой возлюбленный, быстро беги,
уподобленный серне. —
Как быстроногий олень с бальзамических гор,
так бегу я.
Все как всегда.
На углу – углубленный и синий
милиционер.
Был он набожен, как небожитель.
Транспорту в будке своей застекленной молился
милиционер,
углубленный и синий,
и вечный.
Все как всегда.
Преднамерен и пронумерован,
как триумфальная арка на толстых колесах автобус.
В щели дверные, как в ящик почтовый конверт,
пролезаю.
Утренние космонавты, десантники, парашютисты,
дети невыспанные,
перед высадкой дремлем угрюмо,
дремлем огромно!
А после – проходим в свои проходные,
то есть – проходим в рабочие дни ежедневно,
так и проходим – беззвучные черные крабы,
приподнимая клешни —
как подъемные краны!
«Да здравствуют красные кляксы Матисса…»
Да здравствуют красные кляксы Матисса!
Да здравствуют красные кляксы Матисса!
В аквариуме из ночной протоплазмы,
в оскаленном небе – нелепые пляски!
Да здравствуют красные пляски Матисса!
Все будет позднее —
признанье, маститость,
седины —
благообразнее лилий,
глаза —
в благоразумных мешках,
японская мудрость законченных линий,
китайская целесообразность мазка!
Нас увещевали:
краски – не прясла,
напрасно прядем разноцветные будни.
Нам пляски не будет.
Нам красная пляска
заказана,
даже позднее – не будет.
Кичась целомудрием закоченелым,
вещали:
– Устойчивость!
До почерненья!
На всем:
как мы плакали,
как мы дышали,
на всем,
что не согнуто,
не померкло,
своими дубовыми карандашами
вы ставили,
(ставили, помним!)
пометки.
Нам вдалбливали: вы – посконность и сено,
вы – серость,
рисуйте, что ваше, что серо,
вы – северность,
вы – сибирячность,
пельменность.
Вам быть поколением неприметных,
безруких, безрогих…
Мы камень за камнем росли, как пороги.
Послушно кивали на ваши обряды.
Налево – налево,
направо – направо
текли,
а потом – все теченье – обратно!
Попробуйте снова теченье направить!
Попробуйте вновь проявить карандашность,
где
все, что живет, восстает из травы,
где каждое дерево валом карданным
вращает зеленые ласты листвы!
В поисках развлечений
Сейчас двенадцать секунд второго.
Двенадцать ровно!
Я в габардины, в свиные кожи, в мутон закутан.
Иду и думаю: двенадцать секунд второго
прошло.
Тринадцать!
Шагнул – секунда!
Еще секунда!
И вот секунды,
и вот секунды за шагами
оледенели.
Вымерли, как печенеги.
И вот луна,
она снежины зажигает,
как спички.
Чирк! – и запылали!
Чирк! – почернели.
А сколько мог бы,
а сколько мог бы,
а сколько мог бы
за те секунды!
Какие сказки!
Одна – как тыща!
Перечеркнуть, переиначить я сколько мог бы —
всю ночь —
которая необычайно геометрична.
Вот льдины – параллелограммы,
вот кубатура
домов,
и звезды —
точечной лавиной.
А я, как все, —
примкнувший к ним —
губа не дура!
Иду —
не сетую —
беседую с любимой.
Луна – огромным циферблатом
на небесной тверди.
А у любимой лицо угрюмо, как у медведя.
Я разве чем-то задел?
Обидел разве чем-то?
Нет,
ей, любимой, необходимы развлеченья.
Вначале ясно:
раз! говоры! раз! влеченья!
и – раз! внесенья тел
в постеленную плоскость!
Для продолженья —
необходимы развлеченья.
Амфитеатры,
кинотеатры,
театры просто!
Фонтан подмигиваний, хохотов, ужимок!
Анекдотичность!
Бородатая, что Кастро!
Что ж!
Сказки-джинны так и не вышли
из кувшинов.
Пусть их закупорены.
Будем развлекаться!
Эх, понеслась! Развлечься всласть!
Я – как локатор
ловлю: куда бы? развлечься
как бы?
разжечь годину?
Чтоб «жить, как жить!»,
необходимо развлекаться.
Я понимаю —
необходимо, необходимо.
Марсово поле
Моросит.
А деревья как термосы,
кроны – зеленые крышки
завинчены прочно в стволы.
Малосильные
птахи жужжат по кустам,
витают, как миражи.
Мост разинут.
Дома в отдаленье
