пряталось то самое сердце журналистского котла, — кабинет, как все ее называли, ведьмы Лукреции Эмерсон, шеф-редактора и основательницы журнала.
«Вот объективно если, сколько раз меня должны были уволить? Вот сколько? А почему я еще тут? Почему я делаю все намного быстрее других, даже когда, казалось бы, и успеть-то нереально? А? Да потому что я талантище! Блин, и ведь реально так. Даже Дэвидс, наверно, уже смирилась с моими опозданиями. Я ведь настоящая маэстро журналистики! Ма-эс-тро! Звучит-то как! А это значит, что и рост должен быть тоже стремительным, так же? Так. Нет, прав дружище мой, прав Эрик. Это мой шанс, и упустить его сегодня я просто не могу. В конце-то концов, ну не съест же она меня… Ведь не съест?» — подумала Эмили и уверенно направилась в сторону кабинета.
Уютная комната, освещенная панорамным окном с видом на Бруклинский мост, была со вкусом обита красным деревом. За массивным лакированным столом восседала Лукреция. Уже в возрасте, но довольно эффектная дама с окрашенными в пепельный цвет волосами. В восьмидесятые она не сходила с обложек модных журналов, участвовала в различных дефиле и была желанной гостьей на любом значимом городском мероприятии. Поэтому до сих пор, даже несмотря на постоянные боли в ноге после аварии, она всегда грациозно вышагивала и безупречно держала осанку.
— Да-да. — Услышав осторожный стук в дверь, Лукреция элегантно поправила красный блейзер от Louis Vuitton.
— Миссис Эмерсон. — Журналистка робко вошла в кабинет и подошла к столу.
Лукреция посмотрела на Эмили. Посмотрела внимательно.
— Как две капли воды, — тихо вырвалось из уст основательницы журнала.
— Простите, мэм?
— А вы, собственно… — тут же сменила тему Лукреция.
— Эмили. Эмили Уайт, мэм. Я у вас работаю.
— Да? Недавно, наверное. — Лукреция изящно откинулась на спинку мягкого велюрового кресла болотного оттенка. — Вы присаживайтесь, присаживайтесь.
— Спасибо, мэм, но я лучше постою, — вежливо улыбнулась Эмили. — Насиделась, если честно, за сегодня уже.
— С чего вы взяли, что это была просьба? — вопросительно подняла бровь Лукреция.
— Ой… — тут же занервничала Эмили. — Просто… Простите, я…
— Вы что, боитесь? — холодно перебила Лукреция.
Эмили, теребя пальцы, неуверенно кивнула.
— У меня в редакции нет места страху, юная мисс Уайт, — хладнокровно сказала начальница.
— Простите, мэм, я волн…
— К делу, — снова грубо перебила Лукреция.
— Мэм, вы знаете… Наверно, не берите в голову. Я… Да и не срочно было… Лучше пойду, — окончательно переволновалась Эмили, сделав шаг назад.
— Мне вас уволить? — как-то пугающе спокойно спросила Лукреция и посмотрела на недавно сделанный маникюр вишневого цвета.
— Ув… Как уволить? — По телу Эмили тут же промчалась дрожь.
— А мне здесь не нужны неуверенные в себе сотрудники. — Лукреция резко встала и авторитарно уперлась руками о столешницу.
Слова основательницы журнала будто нокаутирующей оплеухой влетели в сознание Эмили, моментально окутав и без того хаотичные мысли беспросветным туманом. Но даже через него она отчетливо слышала свой громыхающий эхом по вискам внутренний голос: «Какая ж я дура! Ну курица тупая! Зачем?! Зачем я его послушала?! Теперь-то что делать? Ну вот что, блин?»
— Я хочу должность редактора рубрики «Секреты закулисья». Я достойна, и вообще это… это моя мечта. Вот, — вытянулась в струнку, как на детском утреннике, Эмили и вложила всю волю в прыжок через страх.
Она, конечно, ожидала всякой реакции, но не такой. Не этого смеха — истеричного, звонкого, переходящего в ржание спаривающейся лошади, который заставлял не просто краснеть, а по-детски плакать.
— Простите, мисс Уайт, но вы же понимаете, насколько абсурдна ваша просьба? — сквозь смех произнесла Лукреция. — У вас нет ни знаний, ни опыта, ни характера, и, уж простите за откровенность, журналистского стержня тоже нет.
— У вас, наверно, тоже не было его… опыта-то этого, — сдавленным голосом произнесла Эмили, чувствуя, что от обиды вот-вот расплачется.
— Не было… Но я всегда, слышишь, всегда была уверена в себе! Держала хватку! Да я готова была разорвать за материал, у меня огонь в глазах горел, Уайт! Пылал он в них, понимаешь?! — сорвалась и ударила кулаком по столу Лукреция. — А ты? Что ты? Только сопли жуешь тут, стоишь и время мое тратишь!
— У меня тоже это все есть, — опустив глаза и буквально выдрав из себя последние силы, пробубнила Эмили.
Казалось, из Лукреции сейчас пойдет пар.
— Да ты издеваешься?! Работать иди, пока и правда не уволила!
Эмили замерла и испуганно посмотрела на Лукрецию.
— Вон, я сказала! — еще громче ударила кулаком по столу основательница журнала и резко указала на дверь.
«Опять все испортила», — грустно подумала Эмили, окунаясь в соленую от внутренних слез реальность, и поковыляла к выходу.
Покинув кабинет Лукреции, она понуро добрела до кофемашины и сварила любимый напиток. Удерживая чашку обеими руками, чтобы из-за дрожи в пальцах не расплескать ее содержимое, Эмили вернулась на рабочее место и уныло уставилась в окно. Тучи уже заволокли когда-то яркое и теплое осеннее солнце, а ветер неустанно гнул и оголял еще с утра такие нарядные и пестрые липы. Моросил дождь.
Эмили отчаянно пыталась понять, найти причину тому страху, что так дерзко обуял ее в кабинете Лукреции, но, увы, не находила. Раз за разом она прокручивала в голове самые тревожные моменты своей жизни, упорно пытаясь вспомнить хотя бы одну ситуацию, где она бы была в такой сильной власти этого мерзкого чувства. Даже когда она хоронила маму, оставшись один на один с жизнью, ей не было так боязно, как там, в этом «ведьмином сердце» журнала. Что уж говорить о лете, том самом, когда ей день за днем приходилось слоняться по Таймс-сквер, выпрашивая с табличкой в руках деньги, которых не хватало на колледж даже после ночных подработок. Ведь такого страха и в помине не было, а стыда-то — уж тем более.
Медленно, но верно давящий одним лишь своим фоном рабочий день подошел к концу, а царивший все это время стук по клавишам умолк. Размытый диск багряного солнца не спеша уплывал за горизонт и уступал свое место тьме. Эмили, так и не написав ни единого слова, пялилась в окно, безразборно тыкая по кнопкам клавиатуры, а затем лениво стирала получившуюся белиберду.
«Да пошла ты!» — в сознании журналистки неожиданно даже для нее самой рванул заряд всей этой накопленной и забродившей за полдня обидной ярости. Ярости, что была не просто потоком эмоций, а настоящим решением во что бы то ни стало показать этой ведьме, что она ошибается. Решением окончательным, бесповоротным и твердым. Возможно, роковым, но все равно твердым.
Недолго думая, Эмили вскочила с кресла
