встречный поезд, в конце нужного тоннеля тоже замаячил свет.
— Наташа! — окликнул незнакомый, и непонятно, мужской или женский, голос, но его обладатель, по ощущениям, стоял совсем рядом. Я вздрогнула, обернулась…
Толчок в плечо оказался такой силы, что из груди выбило воздух. Сердце рухнуло в живот, в затылок дохнуло ледяным, а внизу распахнулась бездна.
Истошно заверещал кто-то на платформе. Загромыхал отходящий встречный поезд.
Пробило болью второе плечо, грудь, шарахнуло по лбу и зазвенело в ушах. Я с трудом сделала вдох, пытаясь понять, что происходит и где я вообще нахожусь. Что-то кричали люди, резкий белый свет вычерчивал густые контрастные тени. Разбитый гудящий лоб приятно холодило гладким металлом.
Пронзительный отчаянный визг откуда-то из глубины белого ударил в спину.
«Сохраняйте спокойствие!» — прозвучал в голове красивый женский голос с поставленной дикцией.
Всё вокруг казалось медленным и ненастоящим, нарисованным, словно в чёрно-белом комиксе. Тени, свет, жирный налёт на бетоне и отполированные, ослепительно блестящие рельсы. Жизнь осталась наверху, на платформе, где испуганно кричали и махали руками люди. Даже выбившиеся из хвоста волосы хлестали по лицу как-то лениво, без спешки.
Тело сдвинулось само, сползло с рельсов. Разум подключился к действию с опозданием, уже когда ноги вытянулись вдоль ледяного бетона. Я обернулась через плечо — ослепительно яркий свет фар поезда был совсем близко, молотил в лицо протяжным гудком и разогретым ветром, мешая дышать. Показалось, что я различила бледное перекошенное лицо машиниста.
Скинуть рюкзак, лечь лицом вниз, головой к поезду…
Казалось, что двигаюсь я медленно и заторможенно, поэтому ни за что не успею. И вот сейчас всё разом закончится, даже почувствовать ничего не успею, потому что многотонная металлическая махина в прямом столкновении с человеком побеждает всегда.
Интересно, сколько весит состав метро вместе с пассажирами?
Почему-то совсем не было страшно. Только машиниста жалко, он ни в чём не виноват, а вынужден пережить такой ужас. И родители. Как они вынесут эту новость?
Жирный чёрный бетон пах резко, очень характерно. Запах метро ни с чем не перепутать. Такой же неописуемый, знакомый и впитанный буквально с рождения, как железнодорожный креозот, и такой же противоестественно приятный.
Страх накатил одновременно с поездом.
Кажется, я оглохла и ослепла от чудовищного грохота, бьющего по спине жаром, запахом машинного масла и разогретого металла, жалящего ослепительными длинными искрами.
Кажется, я визжала, пока хватало воздуха.
Когда вдруг наступила тишина, показалось, что я умерла. Вот теперь — точно.
Осознание пришло через пару мгновений, с болью в голове и плече, с запахами, гомоном на платформе, холодом и жаром одновременно.
Я судорожно вздохнула и закашлялась. Приподняла голову, чтобы оглядеться. Жидкий рассеянный свет сочился по бокам от поезда. Сверху нависало тёмное и горячее брюхо вагона, а сбоку, за колёсами, клубилось чёрное и холодное. Почему-то от вида темноты под платформой окатило такой жутью, какой не было мгновением раньше под грохочущим поездом. Что-то блеснуло, протянулась длинная сухая рука…
— Девушка, вы живы?! — крик с платформы заставил дёрнуться, сморгнуть пелену перед глазами и привидевшийся под платформой ужас. — Девушка?
— Да… Вроде… — из сорванного горла прозвучал придушенный хрип. — Да! — постаралась крикнуть громче.
— Слава богу! — выдохнула какая-то женщина.
— Вы ранены?
— Не знаю… — пробормотала, откашлялась. — Ударилась, плечо болит. Голова...
— Не двигайтесь, сейчас вас вытащат. Только не шевелитесь! Вы молодец, всё правильно сделали. Слышите меня? Всё в порядке, только не дёргайтесь!
— Да…
Дальнейшие события в сознании смазались. Меня продолжали успокаивать с платформы, потом помогли выбраться из-под поезда. Один мужчина в синем с пронзительно-оранжевыми вставками, на которых темнели чёрные разводы, второй — в форме машиниста. Перед глазами плыло, но я его узнала — именно это лицо видела над фарами поезда. Показалось, наверное; много ли там разглядишь против света и с не самым хорошим зрением!
Машинист прихватил мой рюкзак. Руки-ноги немилосердно тряслись, но с помощью мужчин удалось доковылять до головы поезда.
То, что они говорили или спрашивали, сливалось в сплошной гул, невнятный и подёрнутый пеленой головокружения. То ли ругались, то ли успокаивали — я ни слова не разобрала. В ушах гудело, ноги подламывались.
Мужчина в спецовке положил мои ладони на грязный холодный металл лестницы, подтолкнул под локоть, сопровождая этим свои объяснения — наверное, заметил, насколько я не в себе. Но подняться самостоятельно сумела, а на платформе приняли двое — причитающая полная женщина с добрым испуганным лицом, одетая в форму, и мужчина в гражданском. Подоспели полицейские. Они тоже что-то спрашивали, потом спорили между собой…
Воссоединение с окружающим миром случилось на другом конце эскалатора, в небольшой комнатке, куда набилось несколько человек, — похоже, кабинете начальника станции. Здесь было душно, шелестел вентилятор, а мне под нос догадались сунуть нашатыря и в руку — кружку с холодной водой. Кружка пахла застарелым чайным налётом. Я выпила залпом, захлёбываясь, пролила часть на футболку, но это помогло сфокусироваться.
— Лучше? — спросила строгая немолодая шатенка в форменной блузке, которая сидела рядом, на соседнем стуле.
— Да, — сказала нетвёрдо, хрипло.
— Как вы себя чувствуете? Что-нибудь болит? Голова кружится? Скорая сейчас будет, — заверила она.
— Нет, я… нормально вроде бы, — заверила, прислушиваясь к себе. Боль пульсировала в плече и во лбу, от слабости и пережитого страха колотило, зудели ссадины, но руки-ноги на месте, слушаются, явно ничего не сломано. — Повезло.
— Вы молодец, правильно себя повели, — похвалил стоявший рядом мужчина в форме службы безопасности метро. Русый с проседью, с редкими усами и седой щетиной, он утирал платком лоб и выглядел совершенно измученным. — Только под поезд зачем бросаться? Такая молодая, симпатичная девушка...
— Я не бросалась! — От искреннего возмущения даже сил прибавилось. — Меня толкнули!
Но продолжить выяснение ситуации сразу не удалось, подоспела обещанная скорая. Возмутительно жизнерадостный врач, невысокая худощавая женщина лет пятидесяти, начала неоригинально:
— Ой, какая хорошенькая! Вылитая Варлей в молодости! — заявила она.
Замечание явно не требовало ответа, присутствующие тоже заулыбались, оценив меткость сравнения, а потом стало не до них: кипучая энергия доктора Лены, как она назвалась, обрушилась и погребла. Меня засыпали вопросами, посветили в глаза, покрутили голову, ощупали плечи. Расспросили об аллергиях, хронических болезнях, принятых лекарствах и алкоголе и, удостоверившись, что можно, сделали какой-то укол. Помогли частично оттереть грязь, обработали ссадины и заверили, что отделалась я лёгким испугом, сотрясения нет, но если вдруг почувствую себя плохо — сразу
