бельём.
— Мир, забравший лицо у твоего ребенка, должен так же исчезнуть. Пускай его лицо станет олицетворением новой грядущей реальности: без войн, без насилия, без вражды. Реальности, где людей сплотит одна цель.
Еще одни похороны, на которых у него уже не было сил рыдать. Он стоял над вырытой могилой, из бортов земли которой торчали полиэтиленовые пакеты, и таращился в яму, не понимая, чего ради стоит продолжать жить.
— Ради него. Ради себя. Ради всех нас. Ты должен сделать это, Дэвид.
Юба протянул ему пистолет.
Полиция полностью оцепила завод. Прибыли несколько отрядов службы безопасности из корпорации; они досконально обследовали территорию на наличие улик и фиксировали потери. Всюду шумели голоса, мерцали фонари, гремели тяжелые шаги экзоскелетов. Была уже глубокая ночь.
Возле одного из мобильных пунктов стоял директор службы безопасности корпорации «Ханзо» — Ясубицу Мацумото. Слева от него на резиновом кресле лежал мертвый член группы быстрого реагирования; из его затылка выходил толстый кабель, подключённый к компьютеру в боковом отсеке машины и транслировавший на монитор последние минуты его жизни. Дождь поливал лицо, путаясь в грязных волосах, стекая каплями на безжизненные серые губы, застывшие то ли в сдавленном крике, то ли в мученической улыбке.
— Ну, что скажете? — спросил майор спецназа, отойдя от группы полицейских.
— Почерк тот же. Нет сомнений, — коротко ответил Ясубицу.
— Я не понимаю. Как можно убить три отряда спецназа без единой личной потери? Почти тридцать человек... Тридцать обученных спецов, многие из которых имели боевой опыт с горячих точек... Даже ваши карательные отряды, думаю, на такое были бы не способны. С кем мы вообще имеем дело?
Ясубицу молча нахмурил густые брови. У него имелись догадки, но он не мог их озвучить. Он перемотал видео, чтобы еще раз посмотреть, как человек в маске поднимает руку. На мгновение возникают резкие помехи — и боец уже лежит на полу, а из-под его головы растекается густая лужа крови. Перемотал снова назад и остановил видео на помехах, внимательно вглядываясь в искривлённое пространство склада смешанное с белым шумом. Где-то там, в глубине помех, будто бы виднелась огромная раскрытая пасть.
— Еще эти сраные маски, — добавил майор, закуривая сигарету. — Натуральный ебучий театр. У вас вообще есть какие-то догадки, кто за этим всем может стоять? «Ятонг», «Кейплайн», теперь ваш завод... После сегодняшней ночи это дело разрастется до федеральных масштабов.
— Жаль. Федералы будут только путаться под ногами.
— Я бы и армию подключил. Лишь бы поймать и уничтожить этих уебищных клоунов.
— Количеством их не возьмёшь. Нужно предугадать следующий налёт и застать их врасплох. Мы готовим для этого людей.
— Надеюсь, что у вас получится. У вас, или у федералов. Я больше не могу хоронить своих. Мы сделали все, что могли. Почти весь наш штат...
— Понимаю, — со всей серьезностью кивнул Ясубицу.
— А еще. Знаете, что самое странное из всего, что сегодня произошло? — спросил майор, сплюнув в лужу. — Последняя группа быстрого реагирования, которую мы отправили. Она ведь так и не доехала до завода...
001 ПРОЕКТ «ЛИМИНАЛ»
Ночью Детройт никогда не спал; он лишь прикрывал веки, продолжая бегать глазами в интимном полумраке. Для одних это ощущалось как гнетущий сонный паралич, для других — как эйфорический полубред. Световое загрязнение цвета ржавчины наводняло городские улицы, смешиваясь с вычурно ярким, кричащими огнями неона, будто бы в выцветший холст бросили смоченную палитру красок. Разорванное тенями пространство пропитывалось параноидальным напряжением и щекотало нервы лязгом приборов мобильных кухонь, монотонным гудением забившихся пылью кондиционеров, редким шумом проезжающих машин. Обострялось чувство одиночества, но оно не горчило так сильно, как обычно, словно разбавляясь во всеобщем отчуждении.
— Ты опять пишешь, — усмехнулся Кевин, стряхивая пепел в банку из-под безалкогольного пива. — Это самое странное хобби, которое я встречал у корпоратов. Даже страннее, чем собирать вырванные у трупов глазные импланты. «Я мечтаю полностью завесить стену в спальне глазами, по одному с каждого убитого мной человека. Хочу, чтобы эти глаза, диафрагмы душ, безустанно смотрели на меня, преломляя мое превосходство», что-то в этом духе он сказал, и я подумал, что парень психопат. Но ты… Ты нечто не такое очевидное. Люди уже даже телевизор почти не смотрят, а ты все еще занимаешься писательством… Когда ты вообще последний раз видел человека, читающего книгу? Да хотя бы брошюру?..
— Я делаю это только ради себя, — сказал Акутагава, перечитывая строчку «Для одних это ощущалось как гнетущий сонный паралич, для других — как эйфорический полубред». Для человека, ощущающего бессмысленность жизни, бесцельное существование — это непозволительная роскошь.
— То есть это занятие дает тебе смысл жизни?
— Скорее, оно его подменяет.
Кевин встал из-за стола. Они ждали маячок от дилера, сидя в рамен-баре. Запах вареной говядины, плотный и удушливый, въелся в его нос; он прошел в уборную, бросая хищный взгляд на проститутку в полупрозрачном пластиковом корсете, на то, как вздутые капли пота проступили на ее упругой груди. Живое тело с недостатками всегда заводило его больше, чем стерильные машины с искусственным интеллектом, настроенным на подчинение. Подчинять куда интереснее. Подчинять, и обладать. Чем-то живым, пахнущим, теплым. В паху Кевина собралось напряжение. Он закрылся в одной из свободных кабинок и высыпал из зипа кристаллический, отливающий мутной голубизной бензедрин на тыльную сторону ладони. Резко вдохнул в одну ноздрю, прокашлялся, сплевывая сопли, и повторил действие с другой ноздрей.
В этот момент в рамен-бар вошли пятеро членов преступного синдиката «Семья Ягути» с отличительными татуировками монсё на ладонях; их геральдические символы напоминали рисунок водоворота из острых косых лезвий. Они сели на диваны напротив стола Акутагавы. Он продолжал смотреть в свой блокнот, периферийным зрением захватывая малейшие движения перед собой. «Это чувство одиночества было похоже на то, как лакаешь разбавленный виски — жжется, но не пьянит». Мелькнули оголенные женские ноги, присоединившись к их столу. Синтетические колготки мерцали, как серебреный дождь. Потом подошел официант, записывая их заказы. «И вместо того, чтобы напиться, ты