Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 93
Агреман Петр Лазаревич получил, но, как показало время, лучше бы он его не получал. Перед отъездом в Варшаву Войков побывал на Лубянке, где его поставили в известность о том, что бежавшие из Советской России монархисты поклялись перебить не только членов Уральского совета, но и вообще всех, кто так или иначе был замешан в том, что произошло в Доме особого назначения.
Приняв эту информацию к сведению, Войков был предельно осторожен и без особой нужды в город не выходил. Но 7 июня 1927 года он был обязан появиться на вокзале. Ему надо было встретить поезд из Берлина, в котором, после разрыва дипломатических отношений Англии с Советским Союзом, возвращались в Москву сотрудники советской миссии в Лондоне. Вот, наконец, показался поезд и, мягко затормозив, остановился. Из вагона вышел временный поверенный в Великобритании Розенгольц, они обнялись, расцеловались и пошли в буфет, чтобы выпить кофе по-варшавски. Болтая о том о сем, они вернулись на перрон и двинулись к вагону.
И вдруг раздался выстрел! Петр Лазаревич замер. Потом покачнулся и оглянулся. В этот миг к нему почти вплотную подбежал какой-то человек и начал палить в упор! Петр Лазаревич рухнул наземь. Еще падая, он сумел выхватить из кармана револьвер, дважды выстрелил в террориста, но не попал.
До госпиталя его довезли живым, но спасти советского полпреда не удалось. Похоронили Войкова у Кремлевской стены. А несколько позже его именем назвали одну из станций Московского метро.
Но вернемся в Дом особого назначения. Наступила ночь с 16на 17 июля 1918 года. Думаю, что не ошибусь, если скажу, что это одна из самых страшных, подлых и гнусных ночей в истории нашей умытой кровью России. И тут нам никак не обойтись без рассказа о человеке, имя которого навсегда связано с Домом особого назначения и с тем, что там произошло.
Звали этого человека Яков Юровский. Родился он в многодетной еврейской семье, которая в поисках счастья моталась то с Украины в Сибирь, то из Сибири на Украину, пока не осела в городе Томске. В школу Яша ходил всего один год. А потом начал подрабатывать то у портного, то у часовщика, то у ювелира. Но ни хорошим портным, ни известным часовым мастером он так и не стал. А зачем? Чего этим добьешься? Купцом Демидовым не станешь, в Государственную думу не попадешь. То ли дело— политика! Студенты говорят, что после революции каждый, кто был никем, станет всем. Совсем другой коленкор!
Надо прибиваться к студентам-большевикам, решил вчерашний часовщик и начал расклеивать листовки, таскать чемоданы с нелегальной литературой и организовывать забастовки. Само собой разумеется, последовали аресты. Но тогда без них было нельзя, тогда считалось, что если не побывал в тюрьме, то революционер ты неполноценный. А раз за правое дело не пострадал, то и доверие к тебе минимальное.
Худо-бедно, но после Октябрьского переворота Юровский стал настолько доверенным человеком, что его приняли в ЧК, а затем направили в Екатеринбург, назначив начальником охраны Дома особого назначения, в котором под арестом содержалась царская семья. Ничего особенного этот каменный особняк собой не представлял: четыре комнаты наверху занимали Романовы, а в полуподвале разместилась прислуга.
Первый раз Юровский появился в доме Ипатьева 26 мая 1918 года, и пришел он туда в качестве врача. По крайней мере, так воспринял его Николай, назвав в своем дневнике «черным господином». Пришел он туда вместе с профессором Деревенько, приказав тому помалкивать, а его, Юровского, представить как местного врача. Объяснил он это тем, что ему надо произвести чисто чекистскую разведку, то есть проверить караулы, осмотреть входы и выходы и заодно присмотреться к узникам.
Перепуганный профессор был нем как рыба, и, возможно, именно это спасло ему жизнь. Во всяком случае, пули Юровского он избежал. Больше того, профессор был несказанно удивлен, когда Юровский принял участие в осмотре Алексея и, увидев на ноге мальчика опухоль, предложил наложить гипсовую повязку, к чему склонялся и сам профессор.
Но потом Юровский начал закручивать гайки. Скажем, он насмерть перепугал двух монахинь, которые приносили узникам молоко, масло и яйца. Отныне он разрешил приносить только молоко и только для больного Алексея. А потом он устроил личный досмотр всех членов семьи Романовых. В результате этого, извините за выражение, шмона он обнаружил: у бывшей императрицы — жемчужную нить и золотую иконку, у дочерей — браслеты, у Николая — обручальное кольцо. Все это он опечатал и сложил в специальную шкатулку. Чтобы Дом особого назначения как можно больше походил на настоящую тюрьму, а его жильцы чувствовали себя не временно задержанными, а настоящими заключенными, Юровский приказал приколотить к окнам решетки.
«Этот тип нам нравится все менее», — записал в тот день в своем дневнике Николай.
Как в воду шядел бывший император! В ночь на 17 июля Николай и все остальные узники Дома особого назначения видели Юровского в последний раз. Как только перевалило за полночь, Юровский ворвался в комнаты, где мирно спали члены царской семьи, а также доктор Боткин, горничная Анна Демидова, повар Иван Харитонов и камердинер Алоиз Трупп, бесцеремонно их растолкал и под предлогом, что в городе неспокойно и поблизости бесчинствуют вооруженные банды, приказал спуститься в полуподвал.
— Да нет, с собой брать ничего не надо, — бросил он, заметив, что Александра Федоровна начала упаковывать саквояж, — мы не надолго, переждем стрельбу — и назад. До утра еще далеко, так что выспитесь за милую душу.
Все послушно оделись, по черной лестнице спустились во двор, а оттуда в полуподвал. Николай нес на руках Алексея, который настолько ослаб, что не мог ступить ни шагу.
— Странная комната, — недоуменно заметил Николай, — в ней нет никакой мебели. Нельзя ли хоть стулья принести, — попросил он Юровского, — а то Алеша довольно увесистый, долго я его на руках не продержу.
— Стулья! — крикнул в раскрытую дверь Юровский. — Немедленно принести стулья! Три штуки: для отца, сына и матери.
Когда все расселись, а княжны и все остальные пристроились у стены, Юровский подал знак и в комнату вошли трое особо доверенных лиц. Имена этих подлых палачей нужно знать, ведь они часть нашей истории, той истории, которой немало людей гордится до сих пор. Петр Ермаков, Григорий Никулин, Павел Медведев и их предводитель Яков Юровский — вот кому партия большевиков поручила почетное задание расстрелять царскую семью.
Юровский достал какую-то бумажку и, не глядя в нее, торопливо пробубнил:
— Ввиду того что нашлись люди, которые хотели бы вас спасти, а ваши родственники в Европе продолжают наступление на советскую власть, Уралисполком постановил вас расстрелять.
— Что, что? — не понял Николай. — Какие родственн...
Закончить фразу Николай не смог. Прозвучала команда «Огонь!» и тут же загремели выстрелы. Каждый из палачей заранее знал, в кого стрелять, причем из гуманных соображений, чтобы долго не мучились, прямо в сердце. Юровский избрал царя и наследника, но стрелком он оказался паршивым: если Николая он прикончил первым выстрелом, то Алексей еще долго сидел на стуле, он жалобно стонал и со стула не падал. Тогда разъяренный Юровский подскочил к царевичу и с криком: «Ах, ты, гадина, не хочешь подыхать!» — начал палить в него с двух рук, пока тот не свалился на пол. Не хотела умирать и Анастасия, она громко кричала и прикрывалась от убийц откуда-то взявшимися подушками — пришлось добивать ее штыками. А Ольгу не брал и штык: на ней был довольно плотный корсаж. Ничего, добили из револьвера.
Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 93
