он просто сидел и смотрел через лобовое стекло, как на окружающий мир падали, никуда не торопясь, снежинки, ещё не превращённые ветром в маленькие злые пульки. При этом он не забывал очень внимательно смотреть, куда его везут. Везли поначалу в сторону центра города.
Так как похитители тоже не делали попыток с ним заговорить, то он, пользуясь возможностью, попытался определить, хотя бы приблизительно — кто же они такие? Силовые ведомства? Вряд ли. Он — законопослушный гражданин и, если где и преступал закон, так только самую малость. За то, что можно обнаружить — в тюрьму не садят. А то, за что садят — не докажут. Он не такая знатная птица, чтобы с ним возились. Больше потратят, чем добьются. Да и силовики не стали бы размахивать руками сразу. Сначала бы представились, показали бы соответствующие корочки и только после этого стали бы чего-то требовать. И он бы подчинился, избавив тем самым и себя, и их от лишних хлопот. Но показывать корочки никто и не подумал. Значит мафиозники? Но чего им от него может быть надо?
Он стал перебирать в памяти все возможные моменты, где его интересы могли пересечься с интересами «крутанов». Но ничего путного на ум не приходило. Интересы нигде вроде не пересекались. Он спокойно занимался своим делом и не лез в чужие. А зарабатываемое им навряд ли могло привлечь их внимание. Ему хватало, спору нет, но вот чтобы из-за этого похищать? Бред какой-то. Разве что допустить вариант, что изрядно потрёпанные Силами Союза братишки совсем обнищали. Нет, явно не то. Стоп!
Драка. Драка в баре полгода назад. Тогда какой-то молодой, но «способный» хлыщ пытался внаглую, прямо при нём, клеиться к его подруге. На нормальные слова парниша не реагировал, поэтому пришлось привести ему пару фингальных аргументов. Парниша, как и задумывалось, с копыт слетел незамедлительно, а за него попыталась заступиться пара его дружков, которых Михаил без затей отходил подвернувшимся увесистым стулом. Очнувшийся же недоумок начал вещать что-то про то, что «мы тебя найдём, ты попал» и прочую ахинею. За что и был дополнительно и с особым чувством бит головой в стену. При этом, как Михаилу вспоминалось, он ещё и приговаривал: «А чего меня искать? Вот он я. Ну, гадёныш, что скажешь?» Гадёныш тогда ничего не сказал, поскольку пребывал к тому моменту в глубоком нокауте, а тут ещё и охрана подоспела. И пришлось Михаилу разговаривать ещё и с ними. Обошлось, правда, без драки уже, хватило слов…
Он хорошо знал породу тех, с кем ему тогда пришлось столкнуться. Чьё-то дурное чадо. Проще говоря, выродок. Какого-то, вполне возможно, серьёзного родителя, за спину которого парень и привык прятаться. И по мордасам ещё ни разу не получал только потому, что те, кто имел возможность сделать это благое дело, знали видать, что побежит, подвывая, жаловаться. Михаила же тогда эти вопросы волновали слабо. Перед ним оказался негодяй и негодяя следовало примерно наказать. Что и свершилось. Споро и без проволочек.
И никто его тогда не искал. Видимо родитель оказался всё-таки умнее своего сынка, и Михаил очень надеялся, что урок того, что каждый человек должен отвечать за свои поступки сам, запомнится тому балбесу надолго. Как бы там ни было, прошло уже более полугода, так что вряд ли то, что происходило сейчас, имело отношение к тому, что происходило тогда. Что-то странное во всём этом… Не стыкуется ничего толком.
Очень скоро выяснилось, что везут его не туда, куда он подумал сначала, а на выезд из города. Это уже явно не службисты. Значит всё-таки мафиозники? Но какого же рожна им надо?
На выезде из города сидящий слева от Михаила кинг-конг достал из кармана широкую повязку и без лишних сантиментов повязал её на голову похищенному, тщательно проверив, чтобы оный ничего из-под неё не увидел. Но увидеть оказалось мудрено. Плотная ткань совершенно не просвечивала, а затянул детинушка повязку так, что в месте узла повыдирал волосы и изрядно сдавил переносицу. Пришлось терпеть, не его игра.
Михаил попытался запоминать повороты и примерное проезжаемое расстояние, но очень скоро понял, что водитель нещадно петляет, сбивая его с толку. «Вот черти…» — беззлобно уже подумал он и оставил своё бессмысленное занятие. Откинул голову на сиденье, закрыл глаза, и сам не заметил, как провалился в сон.
Пауки. Огромные пауки. Невероятно огромные пауки. Мерзкие твари, как он их ненавидит. Даже тех маленьких детей Арахны, что ютятся по неприметным углам и стараются не вылезать на свет божий. Отвратные создания, при виде которых по позвоночнику пробегает холодная волна и бесконтрольно возникает только одно желание — убить, немедленно уничтожить. Только не голыми руками. И вот сейчас, один из пауков, причём совершенно невероятных размеров, шустро перебирая шестью лапами и, поджав две короткие передние к своей пасти, ломится к нему через высокие заросли.
Чувство гадливости захлестнуло его, и он инстинктивно вскинул руки, чтобы отразить нападение. А в том, что это нападение, сомневаться не приходилось. Но к своему большому, просто шокирующему удивлению, перед его глазами взметнулись не руки, с пятью пальцами и гладкой кожей, а такие же, как и у набегающей на него твари, шероховатые лапы с мощными когтями на концах. Атакующий паук мгновенно затормозил и также выбросил вперёд полусогнутые хватательные конечности. Боевая стойка. Тварь готовилась к бою. К смертельному бою. А разума атакуемого коснулся посланный мерзостью сигнал. Чем паук его послал и как, он так и не понял, но сигнал оказался вполне отчётлив и понятен. Сигнал, посланный не словами, а тупой, неосмысленной и примитивной злобой, в котором явно отслеживался такой же тупой и примитивный приказ: «Убирайся!!!»
Он попятился, но это оказалось не так просто. Он начал немедленно путаться в своих шести ходовых лапах. В растерянности он попытался оглядеться, но обнаружил, что его глаза сидят в глазницах намертво, не имея никакой возможности в них проворачиваться. То, что сейчас являлось его головой, тоже сидело, как впаянное и поворачиваться отказывалось. Неожиданно он понял простой факт: глаза не поворачиваются, но их у него аж восемь штук, расположенных таким образом, чтобы давать максимальный обзор. Как только данный факт перешёл в разряд осознанных, зрение стало именно таким, каким и должно быть у нормального местного паука. Глядя на свои здоровенные суставчатые лапы, он попытался осмысленно ими управлять и у него вполне получилось. Лапы задвигались должным образом и необходимость задумываться над их перемещениями тоже отпала. Он стремительно осваивал чуждую ему оболочку.
