само их наличие отрицается.
Моя книга – это попытка собрать следы того, как жили армяне в Турции после геноцида, составить географию катастрофы одного народа и ее отрицания. Если преступление замалчивается – значит, оно снова и снова повторяется; а жертвы и свидетели обречены на жизнь бок о бок с преступниками. Жертвы и свидетели вынуждены молчать, а всё, что они могут сказать, отрицается. Преступление выполнено мастерски – доказательства, воспоминания и показания свидетелей всё сильнее извращаются. Так что моя книга – это в первую очередь история отрицания. Ее задача – представить источники, которые показывают, как заставляют армян молчать. Под давлением институционализированного молчания стоит спросить: «Что сообщают источники?» – или, что еще более важно, «Как они это сообщают?» и «Кому они это сообщают?». Источники, привлеченные для этого исследования, неоднородны по форме и содержанию. Иногда, несмотря на окружающую их атмосферу молчания, ясно слышно, что они хотят сказать, а иногда они не говорят прямо. Понятно, что авторы текстов на армянском языке выработали различные стратегии намеков и подсказок. В процессе исследования я постоянно задавала такой вопрос: в чем смысл говорить, когда тебя никто не слушает? Источники на армянском языке говорят – прямо или намеками – о проблемах армян, они предлагают решения и пытаются создать такие условия, в которых армяне могли бы выжить. Но тем не менее их почти никто не слышит.
Я понимаю, где лежат границы исторического описания и где находятся пределы моих собственных возможностей писать о том, что всегда было трудно – или невозможно – выразить[1]. Так что в этой книге я пытаюсь понять, что значит родиться и жить в мире после геноцида, в мире, где речь и язык, фразы и слова, которые хранят индивидуальную и коллективную память, постоянно находятся под ударом в связи с отрицанием геноцида. Язык, слова, воспоминания, которые я использовала при подготовке этой книги, по большей части западноармянские. Этот язык близок к исчезновению[2]. Сейчас он превратился в язык молчания и замалчивания. Очевидно, невозможность найти слова для описания катастрофы словами связана с продолжающимся уничтожением языка. Моя книга – это, как пишет Хайдрун Фризе со ссылкой на Жана-Люка Нанси, попытка «перенести молчание [и голоса] в настоящее»[3].
Писать – не значит записывать историю молчания. Но в то же время письмо – это не попытка дать заговорить голосам, которые замалчиваются либо по отдельности, либо все вместе как класс, или ухватить нити языка, который удобно устроился в шумной тишине забвения. Писать – как в самом общем смысле, так и в плане конкретных действий – значит двигаться внутри боли и катастрофы, идти по зонам отличия, пока формы молчания и голоса не окажутся присутствующими «сейчас»[4].
Моя книга – это попытка написать социополитическую историю армянского сообщества в Турции, основываясь в первую очередь на армяноязычных источниках. Сообщества – или, точнее, сообществ, или общины армян, принадлежащих к Апостольской, Католической и Протестантской церквям. Между ними не так-то легко провести границы. Так, некоторые источники, например, альманахи Армянской национальной больницы «Сурп Пргич», могут рассматриваться в некотором смысле как армяно-апостольские, но они доступны и понятны всем армянам вообще. А, например, Грант Гюзелян (Hrant Güzelyan) был армянином-протестантом, но он активно участвовал в жизни нескольких армянских общин, и его наследие несводимо только к протестантской части армян[5].
Помимо уже упомянутых тем, эта книга задает еще и такой вопрос: как армяне – вначале религиозное меньшинство (миллет, millet) в Османской империи, а позже турецкие граждане, встроенные в структуру государства, инициировавшего и затем отрицающего геноцид, – сохранили свою социально-политическую идентичность? Если описывать Турцию XX века как государство замалчиваемого геноцида, то ее политическая и общественная жизнь раскрываются в совершенно новом свете, когда мы обращаемся к газетам, ежегодникам, мемуарам, журналам и устным источникам на армянском языке. Эти источники показывают социальное устройство Турции после геноцида, с точки зрения армян, которые остались жить в Стамбуле, Малой Азии и восточных провинциях. Основным контекстом этой книги становится ситуация отрицания геноцида в период, когда он только-только закончился. Эта ситуация наложилась на османское наследие девятнадцатого и начала двадцатого века, что сделало молодую Турецкую Республику (образовалась в 1923 г.) совершенно особенной в социальном и политическом плане. Особенно стоит обратить внимание на структурные и административные характеристики, которые сохранились в республике со времен империи. Эти характеристики и их роль в поддержании отрицания описаны в первой главе. Эпоху однопартийности (1923–1946 гг.) я рассматриваю именно в этом контексте. Центром внимания я делаю институционализацию отрицания, и показываю при помощи обращения к армянским и другим источникам, как механизмы отрицания переплетаются друг с другом. В конечном счете эта книга представляет собой не только историю армян, оставшихся в Турции, но также и историю Турции на материале армянских источников.
Источники
Важными источниками для написания этой книги стали ежедневные и еженедельные газеты, которые выходили в Стамбуле на армянском языке. Чтобы создать представление о политическом и общественном контексте, я анализировала их передовицы, комментарии и колонки новостей, которые показывали разными средствами внутреннюю динамику армянского сообщества. Часто я также привлекала другие источники, созданные до или после геноцида – например мемуары патриархов. Таким образом складывалась довольно полная картина социальной жизни выживших армян в Турции и особенно того, что происходило внутри их общины, например напряжение между армянами, переехавшими в Стамбул из провинций, и теми, кто уже жил там несколько поколений. Чтобы лучше понять исследуемый период, я использовала газеты 1930-х гг., такие как Nor Luys («Новый свет»), Ngar («Картина»), Panper («Курьер») и Nor Lur («Новые новости»), а также – для понимания периода сразу после Второй мировой войны – Nor Or («Новый день», 1945–1946), Nor Lur (1945–1949), Marmara (1944–1950), Aysor («Сегодня», 1947–1948), Tebi Luys («К свету», 1950) и Paros («Маяк», 1950). В газете Jamanak («Время») также освещались вопросы, важные для моего исследования, но здесь я брала только выпуски 1941–1944 гг. Из-за большого объема материала я не смогла ознакомиться со всеми армянскими журналами и газетами тех периодов, о которых пойдет речь в книге.
Общий список армянских изданий, выходивших в Стамбуле между 1923 и 1950 гг., я нашла в справочнике Hay Barperagan Mamuli Madenakidut‘yun (1794–1967) («Библиография армянской периодической прессы»), который был издан в 1970 г. в Ереване. На период с 1923 по 1950 г. там указано 71 издание[6]. В другом разделе в этом же справочнике, где публикации отсортированы по месту выпуска, я насчитала 94 периодических издания, которые появились в Турции в
