войны этой определенно не случилось бы!
— И что? Неужели наш Степан Осипович клюнул на столь примитивную наживку?
— Примитивная она или нет, спорить, дорогой мой Николай Готлибович, я с тобой не стану. Только результат их внезапно вспыхнувшей «любви по переписке» как бы налицо, не?
— У… как все запущено… Как Всеволод Федорович выражается.
— Только это далеко не все, друг мой. Это пока лишь вершки. Теперь про корешки. Макаров, Молас, братья Шульцы и мой дорогой Михаил Петрович практически оформили предложения комфлота и штаба ТОФа по будущей Программе военного кораблестроения. В них начисто отметаются идеи Алексея Александровича по нашему тесному сотрудничеству с галлами. Не только на ближайшие пять-семь лет, но и вообще. Что, между прочим, вполне коррелируется с мнением Руднева. И это хорошо. Хотя бы потому, что Его императорскому высочеству на ближайшее время будет в чью сторону обратить свое пристальное, августейшее внимание.
— Кстати, я тоже опасался, что если бы Руднев в одиночку попер против воли дяди Императора, ничем хорошим это бы не закончилось. Ни для Всеволода Федоровича, ни для флота.
— Ну, ты понял… Далее. С необходимостью первоочередной постройки четырех больших броненосных крейсеров Макаров согласен, как и с использованием иностранной технической помощи при проектировании. Возможно, даже с постройкой головного корабля на британской верфи. Да, да! Немцы тут уже никаким боком. Отсюда-то и начинаются его с Рудневым принципиальные расхождения. В самой концептуальной идее больших крейсеров броня приносится Макаровым в жертву скорости и дальности, а выбранный Всеволодом Федоровичем для пособления нашим корабелам Виккерс «идет лесом». В качестве партнера для питерских проектировщиков Степан Осипович видит Армстронга.
— Это не расхождение даже. Это совершенно иного класса корабль, как я понимаю. Не быстроходный линкор авангарда, а что-то типа супер-рейдера — истребителя крейсеров противника, охраняющих свои коммуникации.
— Еще и способный «доскакать» экономичным ходом в 12–14 узлов от Кронштадта до Владивостока без промежуточных бункеровок.
— А вот это уже фантастика, Николай Николаевич. Согласись…
— Как знать… Васильев утверждает, что все предварительные расчеты сделаны. Для этого Макаров молодого Костенко к себе в штаб и вытащил. С комбинированной установкой из двух паромашин и комплектом турбин Парсонса на второй паре валов, с нефтяными котлами по типу новейших треугольных Ярроу или Торникрофта, — почему бы и нет?
— И что тогда у него по артиллерии?
— Восемь пятидесятикалиберных десятидюймовок в облегченных парных установках британского «полубарбетного» типа.
— Допустим… Как установлены?
— Все в диаметральной плоскости. По одной в оконечностях, носовая возвышенная, на полубаке.
— Да, тогда пасьянс может сложиться. Только это ни разу не быстроходный линкор. Но… если бы мне такое великолепие предложили годик назад, и куда-нибудь в океан, поближе к Сан-Франциско…
— Зря облизываешься. Мечтать не вредно, Готлибыч. Все-таки, ты перечитал в юности пиратских романов.
— А ты чувствуешь, Николай, против кого такие машинки могут быть задействованы? Кроме британцев, что слишком явно, я сказал бы — даже как-то подозрительно явно, кто еще напрашивается на роль цели для таких «больших мальчиков»?
— Против янки. Их торговые пути через два океана для таких кораблей весьма уязвимы, как и их нынешние охранники, понятное дело… Думаешь, идея нашего комфлота с политическим «двойным дном»?
— Да еще с каким! Не получается ли, что устами Фишера английское Адмиралтейство зондирует нас на готовность раздела шарика «по Вильгельму», только с вынесением за скобки самого Вильгельма со всем его Рейхом. «Капитан Тихого океана» — Ники, его дядюшка Эд — «капитан Атлантического и Индийского». И если Макаров готов этому делу поспособствовать…
— Ну, ты много-то на себя не бери. Большая политика нашего ли ума дело? Хотя, как знать, возможно зерно рациональное в твоем предположении и сидит. Сейчас британцы четко понимают, что никакой монополии в Китае у них не будет. Мы и американцы теперь там главные игроки. Если же им торгануть «девственностью» своего Сити по умному, в итоге за наш счет можно решить германскую проблему Лондона в Европе и на Атлантике. Затем, или даже одновременно, стравив нас с американцами, ослабить своих главных конкурентов на Пасифике. А дальше… дальше — как пойдет.
— Удивительно, почему Макаров не видит столь явной «покупки»?
— Хм… А, может, видит? И получше нашего. Думаю, впереди очень интересные большие игры. И мы с тобой не раз еще удивимся, что дважды два — пять…
Кстати говоря, представляется мне, что не так уж Макаров на нашего Всеволода Федоровича и разобижен. Как шепнул мне Васильев, лишь один момент его зацепил действительно серьезно. Новые ледоколы. Они будут построены на основе аванпроекта Менделеева. И по мнению того же Костенко, только это по секрету, должны стать гораздо лучше «Ермака» во всех отношениях. Но Степан Осипович считает, что наш научный гений не в свое дело сунулся. И что главный спец по ледокольным делам у нас один — сам Макаров. И он гораздо лучше проект предложил бы, когда бы возможность получил. Но его даже не удосужились предупредить, что царем принимается решение о постройке сразу четырех новых линейных ледоколов! Это действительно для него крайне обидно. Как и то, что назад уже ничего не отыграешь, вопрос закрыт.
По слухам, достойным доверия, Руднев менделеевский проект царю не только подсказал, он еще и подключил к нашим ледокольным делам господина Захарофа, фирму «Виккерс». А Макаров этих ребят на дух не переносит. По каким-то своим причинам. Подробности всей этой ледокольной эпопеи он узнал за неделю до встречи с Рудневым в Иркутске. Ну, а все остальное ты наблюдал на перроне вместе со мной.
— Да, чтобы так фитилить своему младшему флагману в присутствии его офицеров… Это что-то с чем-то. Я просто места себе не находил.
— И не ты один, Готлибыч. Васильев, кстати, считает, что когда Макаров отошел, он понял, что крепко перегнул. И готов пойти на мировую с Всеволодом Федоровичем.
— Он-то, может и готов. Но ты ведь характерец нашего знаешь. То, что он стоически там, в Иркутске, такой разнос вынес, ставлю сто к одному, исключительно из-за нашего присутствия.
— А еще будет
