Ребята бросились наутек, двое разъяренных мужчин — хозяин ларька и какой-то его родственник, как запоздало сообразил Миха, — гнались за ними по пятам. И тут, как по заказу, из переулка мигнула машина, и оттуда вышли двое ментов. Эти были рослые, молодые, у одного животик над ремнем, у другого вообще плечи, как у Терминатора.
Топот за спиной. Воздух вдруг раскалился, стало жарко дышать, хотя пожар давно уже скрылся в отдалении. Михе казалось, что все враги мира гонятся за ним. Он даже не знал, кто еще бежит рядом и вообще бежит ли кто-нибудь. Он просто удирал, драпал, уносил ноги.
Мелькнула подворотня и поглотила Миху. Вот бывший компьютерный клуб, где они в восьмом классе большой компанией резались в «Дум» ночь напролет. Теперь его полуподвальные окна забиты разной дрянью, дверь закрыта, у порога непросыхающая грязная лужа. Нет больше компьютерного клуба, нет больше тех восьмиклассников. Сплошной «Дум», и Миха в роли жертвы.
Он вильнул, огибая дом, и выскочил во дворик. Отпрянул на миг — перед ним выросла жуткая фигура, похожая на гигантского муравья. Миг спустя выдохнул:
— Блин, обоссаться недолго… искусство!..
Странное существо было статуей, воздвигнутой здесь месяца три назад, когда двор благоустраивали. Непонятно, что статуя обозначала. Дети ее, по счастью, не замечали, а взрослые люди, подвыпив во дворике, строили разнообразные догадки.
Преследователи грохотали уже неподалеку от бывшего клуба. Миха тонко, плачуще взвыл и поскакал дальше. Он хватался руками за воздух, как за канат, в надежде, что это ускорит бегство. Он метался из тени в тень. Почему они все гонятся только за ним? И сколько их там?
«Убьют, — думал Миха. — Они просто убьют и скажут, что так и было. Им разбираться неохота. Или посадят».
Мысль о тюрьме еще не приходила ему в голову, а теперь вдруг взяла да пришла — и отняла последние силы. У Михи, между прочим, имелись планы на будущее. Он не собирался терять три, а то и пять лет. И еще неизвестно, какой он после отсидки выйдет. Если его и без всякой судимости не полюбит ни одна женщина, то на что можно рассчитывать после судимости? Тьфу ты.
— Глупо! Глупо! — рыдал на бегу Миха.
И еще:
— Не надо было пиво пить!
Он выскочил на улицу и припустил вдоль трамвайных путей. Дорога ровная, не споткнешься, но слишком уж заметной целью сделался здесь беглец.
Они не кричали ему в спину: «Стой» или «Стрелять буду». Они даже не стреляли. Просто гнались, молча, как звери.
Миха дернулся к парадной, о которой он точно знал, что она проходная, но теперь везде понаставили кодовых замков. Будь то хотя бы кнопочки — Миха с легкостью бы определил, на какие нажимать; но кнопочек не было.
Нужно было звонить к кому-нибудь в квартиру.
Миха лихорадочно набрал первый попавшийся номер. Сонный голос отозвался:
— Чего?
— Откройте! — утробно вскрикнул Миха.
— Чего? — чуть бодрее осведомился голос.
— Откройте!
— Чего? — в голосе нарастали сердитые нотки.
— Предвыборная кампания! Партия «Единая Росс…»
— Расстрелять бы вас всех к чертовой матери! — рявкнул голос. — Сволочи!
Миха пригнулся и потащился вдоль стены. Он уже не понимал, гонятся за ним или нет, просто волок свое бренное тело все вперед и вперед. Можно будет свернуть за угол, например. Там еще одна проходная парадная есть. Если ее тоже не закрыли…
Угол приближался томительно медленно. Миха бежал, как во сне, когда, бывало, тщишься взлететь над асфальтом, но не получается.
Наконец угол как-то сразу оказался перед михиным носом, и он метнулся туда.
И тотчас угодил в чужие объятия.
— А! — визгнул Миха, приседая и теряя последние силы. — Нет! Я… А!
Тот, чужой, стиснул его руками и резко тряхнул.
— Что, паскудыш? — осведомился хриплый голос. — Э? Драпаешь? Драп — материя на пальто!
— Нет, — пробормотал Миха.
— Нет? — Чужак тряс его, хлопал по щекам, дергал за волосы, за уши. — Не драп? Ты разве не драпал? А драп — такая ткань. Я словарь купил, знаю.
— Николай Иванович, — сказал Миха. — Не надо.
— Николай? — переспросил голос. — Никакой не Николай… А?
Миха напрягся. Теперь он явственно слышал шаги. Преследователи приближались.
— Они, — бормотнул Миха, указывая вперед пальцем.
— Кто?
— Они… скоро уже… здесь…
— У, ты невнятен! — обрадовался чему-то чужак. — Идем.
Он обхватил Миху за талию и повлек за собой по улице. Миха шел, спотыкаясь и теряя сознание. Несколько раз ему чудилось, что он видит в темноте вспыхивающие ярко-зеленые огни, и в их свете являлось ему лицо незнакомца: сплошная линия бровей, пылающие неестественно-большие глаза, длинный нос, клоунский рот. Очень узкое смуглое лицо, похожее на физиономию черта.
Совсем близко загремел голос:
— Михаил Балашов, стойте! Вы задержаны!
Имя пронзило темноту, пролетело сквозь ночную улицу, как стрела, и вонзилось прямо в трепещущее михино сердце. Он так и обмер на руках у незнакомца.
— Это твои? — спросил тот жадно.
— Мои? — не понял Миха.
— Они же за тобой гонятся? Значит, твои!
— Да… Гоблины… — Миха хрипло вздохнул. — Черт, везде гоблины… «И сам я гоблин, — подумал он. — Если глядеть со стороны — вылитый. Можно даже и не сопротивляться, против правды не попрешь, себе дороже».
Незнакомец обхватил Миху костлявыми руками и стиснул так крепко, что у того хрустнули ребра.
Затем оба вдавились в стену и замерли.
Погоня протопала мимо, хотя улица была освещена, по крайней мере, возле угла и у перекрестка, — достаточно, чтобы разглядеть две неподвижные фигуры у стены.
— Ушли, — сказал незнакомец, выпуская Миху.
Тот перевел дух и вдруг разревелся, как маленький.
— Слезы делают человека лучше, — назидательно проговорил незнакомец. — Они даже могут проделать дырку в пространственно-временном континууме. Ты кто?
— Ну… человек, — вздохнул Миха.
— Я — Джурич Моран, — представился незнакомец. — Или Моран Джурич. Тебе как больше нравится?
— Зависит от того, что имя, а что фамилия, — ответил Миха.
— Это безразлично, — мотнул головой Моран.
— Тогда Моран.
— Почему?
— Проще.
— Тебе надо проще? — насторожился Моран.
На этот вопрос Миха не ответил. Он всхлипнул в последний раз и пробормотал:
— Я не хочу в тюрьму.
