у меня будет больше поводов похвастаться. Если я не сделаю это сейчас, то когда? Я начинаю с небольших местных заказов, но мои планы амбициозны. Я хочу однажды открыть магазин шоколада. Чтобы почерпнуть вдохновение, я слежу за многими шоколадными лавками и тематическими группами в соцсетях (хоть на что-то они сгодились).
Я облизываю ложку и смакую прилив сладости на вкусовых рецепторах. Тут же вспоминаю детство с моей милой бабулей Розой. Вся ее кладовая была забита шоколадом от Fannie May на случай, если в последнюю минуту понадобится подарок, угощение нежданному гостю или, в моем случае, утешение для печального ребенка, который поцарапал коленку или ударился головой.
Она смотрела на меня добрыми глазами, ласково обнимала и говорила: «Шоколад все делает лучше». И я верила своей мудрой бабушке с ее девятью веснушками – поцелуями ангелов на щеках.
Я много времени проводила с бабушкой Розой, потому что мои родители были трудоголиками. Мама не устраивала веселых вечеринок в отличие от бабули и не умела заводить друзей. Я на маму вообще не похожа, и в этом нет ничего удивительного.
К бабушке домой постоянно приходили подруги. Они играли в карты или вместе вязали крючком. Я сидела у ног бабули Розы с коробкой шоколадных конфет, пока они пили чай и обсуждали свежие сплетни: новую машину Смитов, ремонт библиотеки или соседскую кошку, которая застряла в водостоке во время ливня.
Их истории всегда начинались со слов: «А вы слышали?..» Обожаю эти воспоминания. Когда бабуля Роза заболела, подруги приходили к ней, читали ей, вспоминали былое и наполняли комнату любовью и смехом вплоть до дня, когда ее не стало. Царство ей небесное. Теперь, будучи взрослой, такой дружбы я жажду.
До того как меня стали игнорировать, я была готова поклясться, что именно такая дружба была у нас с Беатрис. В голове замелькала нарезка воспоминаний, словно вступительные титры сериала «Чудесные годы». Семь лет воспоминаний, многие из которых я приобрела, надрываясь под тяжестью материнства. Семь лет… Я открываю калькулятор на телефоне. Это почти восемнадцать процентов моей жизни. Я читаю статью, в которой говорится, что если дружба длится больше семи лет, то она никогда не закончится. Я сдерживаю слезы, чтобы они не капали в мою маслянистую, гладкую смесь.
Я раскладываю шоколад по формочкам-сердечкам, мой взгляд падает за пределы дубового кухонного стола и на секунду задерживается на разбросанном наборе «Лего» из миллиона деталей. Я не обращаю внимания на этот беспорядок и делаю вид, что не замечаю крепость из пятидесяти подушек и одеяла на полу в гостиной. Я останавливаю взгляд чуть выше серого дивана: фотографии в сочетающихся рамках висят ровными рядами и радуют глаз. В одной из рамок есть снимок со мной, Беатрис, Эленор, Вивиан, Лайлой и Мел. Мы стоим на камнях у озера в городском парке неподалеку.
Я хорошо помню этот день. Беатрис распланировала замечательный пикник, чтобы мы собрались все вместе одним воскресеньем. Она забронировала небольшой павильон со столами для пикника, которые накрыла красно-белыми скатертями в клеточку. Я принесла паппичоу[3] и нарезанный арбуз. Мы лакомились сэндвичами, чипсами и разными салатиками. Лайла пронесла фляжки с ромом, и наша газировка сразу стала интереснее. От нас разило алкоголем. Когда к нам подошел смотритель, мы предложили ему торт, и он простил нам небольшие шалости. Тортик всегда помогает. Под солнцем мы играли в бочче, корнхол и крокет, пока дети не повалились на одеяло под высоким кленом.
В тот день я проигнорировала разговоры о Мел в короткой юбке и очень обтягивающей розовой маечке, которая подчеркивала ее стройную фигуру. Мел, разведенная и успешная финансовая консультантка, не очень вписывалась в общество мамочек-домохозяек. Ее пригласили, потому что я попросила. Она уже переехала, и я не могу отделаться от мысли, что перешептывания дошли и до нее. Теперь мне жаль, что я не вступилась за нее, но мне не хотелось ссориться с остальными.
Не считая чувства вины из-за Мел, я вспоминаю день, фото с которого поставила в рамочку, с теплотой. И неважно, что сразу после того, как снимок был сделан, Вивиан упала в холодную воду, и Беатрис прыгнула ее спасать. Мы выудили их обеих веткой дерева. В общем, получился идеальный, счастливый день с замечательными подругами. Мы даже начинали многие свои истории с «А вы слышали?».
За минувшие годы эти мамы, особенно Беатрис, спасали меня в дни, когда в противном случае я бы просто свернулась клубочком и умерла от стресса, потому что нужно было справляться и с Майей, и с работой по дому, учитывая, что я почти не спала. Взрослые разговоры стимулировали мой мозг, ведь бо́льшая часть моего дня состояла из детского лепета.
Беатрис слушала, как я плачу из-за сожженных спагетти. Она сказала, что у нее тоже такое случалось. Ложь во благо, чтобы мне стало лучше, ведь даже я знаю, что сжечь макароны в кипящей воде почти невозможно.
Голос Беатрис звенит у меня в ушах: «Фэллон, ты слишком строго к себе относишься».
Беатрис – единственная подруга, которой я позволяла видеть этот ежедневный хаос. Ей было легко открыться, она никогда меня не осуждала. У нас есть миллион и одна история о том, как все летело к чертям, а Беатрис умудрялась обратить мой уродливый громкий плач в хохот. За нашу дружбу стоит бороться, я это знаю.
От Эйвери приходит сообщение, значит, мой телефон в порядке. Отлично. Теперь я точно знаю, что Беатрис меня игнорирует. Что я сделала не так? ПОЧЕМУ она меня кинула?
Теперь, когда меня игнорируют, мне страшно думать о том, что ни одна женщина не будет так добра ко мне, как были добры подруги бабушки к ней. Что со мной не так? Я вздыхаю и мотаю головой.
Может, я слишком остро реагирую.
Или нет?
Я умру в одиночестве?
Уф! Шоколад вытекает из формочек на кухонную стойку. Столько добра пропадает… Я вытираю лоб тыльной стороной ладони, и струйка шоколада стекает мне на переносицу. Ну и беспорядок.
Глава 2
С учетом того, как последние семь лет я координирую расписание с точностью до последней минуты, мне впору работать в логистике. Я наполняю бутылку Майи водой, хватаю пакетик с крендельками, солнцезащитный крем и спрей от насекомых, складываю все это в ее рюкзак.
– Майя, доедай завтрак.
– Но он размок. Мне не нравится.
– И чья же это вина?
Если бы Майя начала есть завтрак, когда я налила молоко ей в
