— Это произошло восьмого числа этого месяца. В прошлый вторник. Партия, о которой идет речь, называется национал-социалистической рабочей партией Германии. Возглавляет ее малый по имени Гитлер. Адольф Гитлер. Вы что-нибудь знаете о политическом положении в Германии, мисс Тернер?
— Боюсь, совсем ничего.
Кодуэлл улыбнулся.
— Ну, конечно. Зачем вам это знать? — Он поднял бокал и отпил глоток коньяка. — А вы, Бомон?
— Ничего.
Кодуэлл кивнул с таким видом, будто ничего иного от меня и не ждал?
— Понятно, — сказал он и снова обратился к мисс Тернер. — До недавних пор нацистская партия, как ее называют, была почти никому не известна. Но стоило этому Гитлеру взять дело в свои руки, как положение стало меняться, Он чертовски хороший оратор. И к тому же, как выяснилось, чертовски хороший организатор. Он призвал под свои знамена толпы новых партийцев, и теперь его детище набирает силу. Например, в Мюнхене нацисты представляют собой серьезную оппозицию.
Кодуэлл взглянул на меня, желая убедиться, действительно ли я его понимаю.
— Серьезную оппозицию чему? — поинтересовался я.
— В частности, большевикам. Или социал-демократам, тем самым молодцам, что правят Веймарской республикой.[5]В Баварии многие думают, что правительству в Берлине нет до них никакого дела. Баварцы всегда недолюбливали пруссаков, а социалистов и подавно.
Я кивнул.
— Такие вот дела, — прибавил он и снова приложился к коньяку. — А неделю назад, когда наш дружок-приятель Гитлер приехал в Берлин, в него стреляли.
— Где именно? — спросил я.
— В Тиргартене. Это большой парк в центре города.
— Из винтовки или из пистолета?
— Из винтовки. Примерно с сотни метров, как нам сказали. Пуля прошла в каких-нибудь пяти сантиметрах.
— Что Гитлер делал в парке?
— Встречался с кем-то. — Кодуэлл поднял пухлую красную руку. — Только не допытывайтесь, с кем, потому что мы не знаем. — Он нахмурится, должно быть, потому, что не хотел признаваться в том, что ему что-то известно. — С кем-то из правительства, и это все, что нам удалось выяснить.
— Кто еще знал, что он будет в парке?
— Да, вопрос, конечно, вполне логичный. Как он сам думает, то есть Гитлер, о его поездке в Берлин знали всего несколько человек. И почти все они члены партии из Мюнхена. Вам придется с каждым из них побеседовать.
— Тогда зачем нам ехать в Берлин?
— Полицейское расследование в Берлине ведет сержант Биберкопф. Но партия ему не доверяет. Честно говоря, они вообще никому не доверяют в берлинском управлении полиции. Считают полицейских марксистами или сочувствующими. Может, так оно и есть. Вот они и обратились в агентство «Пинкертон». Решили, верно, раз мы частные сыскари, значит, сможем провести более тщательное расследование.
Его «мы» мне определенно понравилось.
Кодуэлл хлебнул еще коньяку. Потом взглянул на мисс Тернер и заметил:
— По нашим сведениям из надежных источников, Биберкопф неплохой полицейский. Но, поскольку в деле замешан таинственный «некто из правительства», ему пришлось проводить расследование с превеликой осторожностью. К тому же все, кого он должен допросить, находятся в Мюнхене, однако большинство из них вовсе не жаждет ему помогать.
Я уточнил:
— Значит, мы едем в Берлин, отправляемся на место преступления и связываемся с Биберкопфом. А затем едем в Мюнхен и опрашиваем членов их партии.
— Если коротко, да. Завтра на вокзале в Берлине вас встретит человек по имени Ганфштенгль. Эрнст Ганфштенгль.[6]Как мне говорили, довольно приятный малый. Торгует предметами искусства. Он и введет вас в курс дела.
— Нам понадобятся деньги, — сказал я.
— Разумеется, Бомон, — терпеливо ответил Кодуэлл. — Понимаю. — Он полез в правый карман, достал картонную коробочку и положил ее на кофейный столик. — Патроны для вашего «кольта» калибра.32. Ведь вы не потеряли свою пушку?
— Пистолет? Нет.
Он сунул левую руку в карман пиджака и достал маленький пистолет.
— Еще один «кольт». Для мисс Тернер. — Он протянул ей пистолет. Мне было любопытно, как она на это отреагирует. Я знал, она прошла курс по обращению с оружием в Лондоне — это обязательно для всех лондонских сыщиков, но оружия в ее руках я еще никогда не видел.
Ей наверняка поставили высшую оценку на этих курсах. Она небрежно взяла пистолет, как будто это чашка чая. Большим пальцем отвела защелку магазина, левой рукой вынула обойму, той же рукой вставила ее обратно. И заглянула в казенник, чтобы убедиться, что там нет патрона.
— Купер считает, без «кольтов» нам никак не обойтись? — спросил я Кодуэлла.
— Оппозиционеры уже пустили в ход винтовку. И он не хочет рисковать.
Мисс Тернер вставила обойму обратно, задвинула затвор, поставила пистолет на предохранитель и положила на кофейный столик.
Кодуэлл сунул руну во внутренний карман и выудил оттуда довольно пухлый кожаный бумажник. Достал какие-то билеты и положил их на стол.
— Билеты на ночной поезд в Берлин, отдельные купе, первый класс.
— Какая роскошь! — заметил я.
— Не мне было решать. — Я ничуть не удивился. — Партийцы настаивали, — продолжал он. — Кстати, они и платят.
Он вынул из бумажника толстую пачку банкнот.
— Теперь насчет денег.
Кодуэлл вслух пересчитал деньги и положил их на стол. Купюры по двадцать долларов — всего на сумму пятьсот долларов. Большие деньги даже в Штатах. А в Германии, по нынешним временам, целое состояние.
Он достал из бумажника последнюю бумажку.
