после того, как он оставил Бриджит, а заодно и меня, далеко на перевёрнутых страницах книги своей жизни, а если говорить точнее – в городе покрупнее, лежащем в двадцати милях севернее его новой, почти идеальной жизни.
Шайлин не просто вылечила моего отца от агрессии, а заодно и от депрессии – она в буквальном смысле вытащила его со дна болота, отряхнула, взбодрила и дала ему мощный толчок в новую, сияющую чистотой, опрятностью и здоровьем жизнь: спустя год с момента старта их бурных отношений они официально поженились, а уже спустя месяц после их скромной свадьбы у них родилась дочь, которую они назвали загадочным именем Томирис. Отец любитель многозначительных имён, чего только стоит имя Диандра…
Мне было шесть, когда у отца появилась новая, более важная дочь, так что он позволил себе более-менее благополучно подзабыть обо мне: мы стали видеться только во время моих школьных каникул. Четыре раза в год, как по часам, он брал меня с ночёвками в лесной домик егеря, чтобы вместе со мной порыбачить в горных реках и поохотиться на перелётных птиц. Не без труда заполучив должность помощника егеря – главным егерем он стал намного позже, – отец начал увлекаться и охотой, и рыбалкой, а так как сыновей у него не было, он стал разделять своё увлечение с дочерьми – с каждой отдельно. Так продолжалось вплоть до моего четырнадцатилетия, после которого всё изменилось в последний раз.
Мой отец, сколько его помню, всегда был нелюдимым – скорее всего, свой сдержанный нрав я и унаследовала от него, – и потому Шайлин отлично подходила ему. Хотя я с ней практически не общалась, всё же я смогла запомнить только положительные её качества – она была доброй, весёлой и очень внимательной женщиной. Её не стало внезапно, в возрасте тридцати семи лет. С учётом того, как сильно отец страдал от этой утраты, он не иначе как при содействии чуда в итоге смог собраться с духом и не спился: стал с достоинством в одиночку справляться с воспитанием восьмилетней Томми. Все его силы теперь уходили на этого ребёнка, а потому мы предсказуемо стали реже встречаться. Когда же мне исполнилось восемнадцать, мы оба просто забыли о том, что нам нужно видеться или хотя бы поддерживать общение без встреч. Что касается Томирис… Она весьма неплохая, заметно бойкая и симпатичная девчонка, с которой я никогда особенно не контактировала. Из общего у нас только отец, доставшаяся от него внешность, да бойцовский характер. У нас не было особенно времени и возможности узнать друг друга, так что мы просто молча знаем о нашем существовании – на этом моя связь с единокровной и одновременно единственной сестрой полностью исчерпывает себя. Так что сейчас из забот у меня только полоумная мать, да её непутёвая подруга.
…Кассир начал пробивать мой небольшой улов: один литр любимого яблочного сока матери, тостовый хлеб, слайсерные ветчина с сыром, зелень и упаковка риса, забытая кем-то в мясном отделе и случайно замеченная мной.
Кассир, парень заметно моложе меня, почти позволил себе бросить улыбку в мою сторону. Раскрывая свой кошелек, я ухмыльнулась в ответ:
– Хорошие продажи? Пустые прилавки.
– Паникёры всё остановиться не могут: вчера разобрали даже влажные салфетки.
– С чего паника на сей раз?
– А-то не знаешь, – ухмыльнувшись, парень отвлёкся, принимая из моих рук сотку, а я отвлеклась на жевательные резинки, выставленные на стойке подле кассы – их разнообразие всё ещё оставалось богатым – так что бессмысленный диалог успешно исчерпал себя.
Выбрав упаковку резинок с малиновым вкусом, я решила, что раз уж мне не светит сегодня спагетти в винном соусе, значит, можно утешить себя хотя бы приличным завтраком в кафетерии. Но для начала всё же стоит закончить с доставкой продуктов.
Глава 3
– Ну наконец-то! – возбужденно хлопает в ладоши Пегги, стоит мне только приблизиться к дому, обшитому давно выцветшей вагонкой, – она встречает меня на пороге, в одном халате и старых тапочках, надетых поверх длинных носков. – Тебя трое суток не было! Мы уже всерьёз начали переживать, не позабыла ли ты про своих старых подруг!
Пегги берется за пакет с продуктами до того, как я успеваю его протянуть ей, и сразу же, не закрывая за мной двери, ретируется по длинному тёмному коридору в сторону кухни. Пегги всегда голодна. Так что я даже не сомневаюсь в том, что всё, что я сейчас принесла в этот дом, будет съедено не позднее чем в течение суток – ни крошки не останется.
Пегги Хог – лучшая подруга Бриджит ещё со времён их совместных школьных лет. Время и природа наградили эту женщину невзрачной внешностью: посеревшая и тусклая кожа, привычно взъерошенные, короткие и уже начавшие седеть волосы, немного хитрый взгляд, но при этом добрая душа, и всё это великолепие подчёркнуто неизменно неопрятным видом, являющимся её своеобразной визитной карточкой. Бездетная, бывшая пьяница, безработная, перебивающаяся на жалкое пособие, она живёт во внешней комнате на чердаке дома, который достался моей матери от её родителей. Повезло, что моя мать была единственным ребёнком в семье – в противном случае, дедушка с бабушкой наверняка переписали бы всё своё имущество на любого другого своего ребёнка. Бабушку я уже совсем не помню, а вот деда немного припоминаю. Он был порядочным человеком и, хотя обожал меня, со своей дочерью не ладил. Пока он был жив – первые шесть лет моего детства – я не знала, что такое голодный желудок. Когда его не стало, мы с мамой переехали из ржавого трейлера, стоящего в лесу в миле отсюда, в его скромный дом, который, по сравнению с нашим прежним жилищем, представлялся мне настоящим дворцом, но холодильник этого дома сразу же потерял всё своё волшебство – в нём повесилась мышь, которая висит там по сей день. Благодаря этому фактору я и начала рано самостоятельно зарабатывать на собственный кусок хлеба – с четырнадцати лет. Приличные деньги у меня появились в восемнадцать – достаточно приличные, чтобы иметь возможность съехать от матери и при этом более-менее сытно питаться два раза в сутки, – однако чувство голода у меня до сих пор ассоциируется если не со всем моим детством, тогда конкретно с этим домом. Впрочем, никаких психологических травм, которые могли бы вызывать у меня брезгливость или, чего хуже, страх при приходе в это место, у меня нет. Поэтому два-три раза в неделю я с относительной лёгкостью переступаю порог этой мрачной обители своеобразного сумасшествия и практически спокойно захожу в его неизменно тёмный, пахнущий сыростью коридор.
Дом, в котором прошло моё детство…
