жить, когда живешь без цели,
Одиноко таешь от тоски.
Я роюсь в кухонных ящиках, нахожу неоткрытую упаковку таблеток и выдавливаю из блистера все. Таблетки со стуком падают на мраморную столешницу. Я говорю себе, что поступаю правильно – ведь это единственный способ хоть как-то приблизиться к тебе.
Из комнаты доносится твой голос. Ты поешь для меня припев:
В холоде асфальта и бетона,
Задохнувшись в каменном мешке,
Позови меня, и я напомню,
Что от моря мы невдалеке.
Позови меня, и я напомню, милый,
Что от моря мы невда…[2].
Я прихожу в себя под душем. Сижу полуголый, подтянув колени к груди, а сверху на меня хлещет вода. От раковины отколот огромный кусок. Серебряная мельница для соли сломана надвое, на крышке вмятина, половина содержимого рассыпана по залитому водой полу. Осколки разбитого вдребезги стакана поблескивают в луже блевотины.
На бачке унитаза лежит трубка беспроводного городского телефона. На ней мигает сигнал пропущенного звонка. Песня на пластинке автоматически начинается снова, но сквозь приглушенную мелодию, звучащую в гостиной, до меня неожиданно доносится грохот шагов по наружной лестнице. Я слышу, как вышибают входную дверь и в наш дом врываются люди.
Я выкрикиваю, что на полу стекло, и сползаю по стенке вниз. Моя голова упирается в бортик душевой, спина сгорблена, дыхание прерывистое, красные глаза полны слез. Поток воды из душа резко прекращается, и в наступившей тишине отчетливо слышен твой голос, который рвется ко мне из темноты, отдаваясь эхом в квартире:
Позови меня, и я напомню, милый,
Что от моря мы невдалеке…
12 августа
Глава 2
– Так, что у нас дальше? Защита окружающей среды, безусловно, была первоочередной задачей. И теперь, когда нами выполнено большинство юридических обязательств, мы наняли независимого эксперта для разработки среднесрочной и долгосрочной программы подъема «Ретивого». Мартин, пожалуйста, следующий слайд. Спасибо.
Неспешный рабочий день, мы в конференц-зале Б обсуждаем, как продвигается спасение «Ретивого». По залу проносится возбужденный шепот – судя по датчикам, установленным на ближайшей буровой вышке, судно стало жертвой блуждающей ямы[3]. Это явление встречается крайне редко в международном судоходстве, и «Ретивый» стал одним из немногих кораблей, которым «посчастливилось» столкнуться с фатальной напастью.
Если волна-убийца[4] достигает в высоту двадцать пять метров и более, блуждающие ямы представляют собой прямо противоположный феномен. Они возникают как внезапный провал, с огромным перепадом высоты в сравнении с гребнем волны, за которым прячутся. Увидеть блуждающие ямы в штормовом море практически невозможно. Яма, которая потопила «Ретивый», стала заметна, лишь когда судно вдруг резко нырнуло в темную бездну, унеся с собой жизни тридцати трех членов экипажа.
Оставаясь наедине с собой, я постоянно думаю об этих тридцати трех несчастных. Я представляю отчаяние и мучительный ужас, который они испытали. Хотя по долгу службы мне следовало бы скорбеть, в первую очередь, об утрате судна.
Слайды, посвященные подъему корабля, проходят мимо моего внимания. Молодая женщина в дорогом костюме подробно описывает их содержимое. Во главе стола стоит Майра Стюарт-Милл: тугой пучок, уверенные, точные жесты. Она комментирует изображения поврежденного груза. Пять лет Майра работает моим помощником, но ни для кого не секрет, что она жаждет занять мою должность и проявляет такое служебное рвение, о котором мне остается лишь мечтать. Она добровольно исполняла мои обязанности, пока я уходил в отпуск, а во время моего недавнего отсутствия подняла вопрос о том, чтобы взять эти задачи на себя окончательно. Видимо, я произвожу впечатление никчемного человека.
– Часть груза обнаружена на океанском дне почти в сотне километров от места крушения, – комментирует Майра зернистую аэрофотографию. – Что указывает на необходимость расширения радиуса поисковых работ, если мы хотим вернуть все. Как бы то ни было, отмечу положительный момент: согласно предварительной оценке, бо́льшая часть партии не пострадала. Следовательно, мы не зря потратим усилия…
В стеклянную дверь конференц-зала вежливо стучат. Не дожидаясь ответа, внутрь заглядывает пожилая дама. Волосы цвета перца с солью уложены в аккуратные локоны, на спокойном лице выделяются живые синие глаза, которые добавляют моложавости и энергии ее благородно стареющим чертам. Дорогое синее пальто, на локте кожаная сумка – как будто дама посетила наше собрание лишь на минуту, по пути на выход из офиса.
– Прошу прощения, мне нужно переговорить с Артуром. – Она улыбается сидящим в конференц-зале тепло, но без заискивания. – Вы уже заканчиваете?
– Конечно! – Майра шелестит бумагами, понимая, что это не вопрос, а скорее приказ. Если она и раздражена перебивкой, то умело скрывает свои эмоции.
– Перед тем, как мы разойдемся, – неожиданно раздается за столом, и все головы резко поворачиваются влево.
Начальник одного из отделов, грубоватый верзила, выпускник престижного Итонского колледжа, с телом мощного здоровяка и неожиданно мягким голосом обращается лично ко мне:
– Я только хотел сказать… Артур, ты снова с нами. Позволю себе от лица всех нас поприветствовать тебя. С возвращением и… ты молодец, приятель! Ты молодец!
Оратор начинает громко хлопать, но быстро останавливается, так как аплодисменты никто не поддерживает. Его руки безвольно опускаются на стол.
– Ну что же, – продолжает Майра Стюарт-Милл, – полагаю, нам придется организовать еще одно собрание по этому вопросу. Впрочем, всем пора возвращаться к работе. Мартин, будь добр, согласуй расписание и сделай общую рассылку.
Все присутствующие кивают, выражая согласие, и почтительно отступают к двери. Дама в синем пальто проходит в зал. Останавливается возле панорамного окна и смотрит на Кэнари-Уорф, ожидая, пока помещение за ее спиной опустеет.
Наконец дверь закрывается за последним вышедшим, и я встаю из-за стола.
– Только у меня мало времени, – предупреждаю я, нерешительно подходя к окну. – На час дня я записан к доктору Данн.
– Вот я глупая! – восклицает она, не обращая никакого внимания на мои слова. – Ну почему мне не дали кабинет на этой стороне здания!
– Я думал, начальство может поменять кабинет когда угодно.
– Нет. Это уже излишество, – отмахивается дама. – Мне нравится, что отсюда видно наше старое здание. Вот, гляди. Видишь?
Она указывает в окно, задавая невидимую линию, которая видна только с ее угла зрения. К счастью, в течение жизни мне неоднократно показывали Добни-Хаус, и хоть я там ни разу не был, однако с легкостью могу отличить выстроенное в семидесятых офисное здание на противоположном берегу Темзы. Зажатое между двумя более крупными, недавно отремонтированными корпусами, Добни-Хаус смахивает
