Я просто считала, что на войне все средства хороши. Главное — достичь своей цели, все остальное — сопутствующий урон. Его сердце, мое сердце — без разницы. Но теперь на кону стоит гораздо большее.
Понятия не имею, что задумал Кирсанов, какую участь он мне уготовил, но в одном абсолютно уверена.
Я должна сбежать, до того, как бывший муж узнает про ребенка.
Глава 2
Сопротивляться сейчас бесполезно. Я знаю это. Вижу в его глазах. Там полыхает: только дернись и я за себя не ручаюсь.
Поэтому, когда подходит тот самый здоровенный бородатый мужик и рывком ставит меня на ноги, я молчу. Так же ни слова не произношу, когда Макс по-хозяйски хлопает по моим карманам и вытаскивает телефон. Еще один боевой трофей, который он забирает себе. Но это сущие мелочи по сравнению с тем, что я забрала у него.
Кирсанов настолько изменился, что у меня внутри все стынет, стоит только столкнуться с ним взглядом. Там кипит бешеный коктейль, и одновременно с этим ширится пустота.
— Где скрывается вторая змея?
Он действительно думает, что я скажу, куда уехала Сашка?
Не скажу.
— Ладно. Сами найдем. Она уже засветилась.
Я не знаю, где подруга могла засветиться. Не знаю, где я сама засветилась. И понятия не имею, как Макс смог найти меня в этом бедламе.
Вплоть до сегодняшнего дня я была уверена, что это невозможно. И теперь, когда мое «невозможно» стояло напротив и было мрачнее самой страшной грозовой тучи, на меня накатила слабость. Дикая и всепоглощающая. Я не привыкла чувствовать себя беспомощной, но сейчас испытывала именно это. Беспомощность. Мне нечего противопоставить взбешенному Кирсанову. Я сама раздраконила его, сама вытащила наружу демонов, и теперь поздно жаловаться.
Я все спрашиваю себя, можно ли было поступить иначе? Отпустить прошлое и подарить нам настоящее и будущее? Это вопрос терзает меня по ночам, одолевает, когда остаюсь наедине с собой и разрывает сердце вхлам.
Я до сих пор не могу поверить, что из-за чувств может быть так больно. Думала, что все это бред, сказочки романтичных дур, которым не хрен делать и они сами выдумывают для себя проблемы.
Как же я ошибалась…
Самая чудовищная ошибка в моей жизни, если не считать ту, когда упустила Алену из виду, и она нарвалась на богатого равнодушного мерзавца.
Замкнутый круг.
Я устала. Жара, беременность, нервы — все это наваливается на меня, лишая остатков сил. И я делаю то, что никогда прежде не делала. Валюсь в обморок.
Последнее, что вижу, прежде чем серый мрак засасывает в себя — это хмурый Макс. Последнее, что чувствую — это его руки, успевшие подхватить меня за миг до падения.
Глупо, но я рада, что хоть так могу почувствовать его прикосновение.
Видать, не так сильно я отличаюсь от романтических дур, любящих сказки.
Муть не выпускает меня из своих объятий. Кажется, вот-вот вырвусь, но потом отшвыривает обратно. Раз за разом, не позволяя открыть глаза и сделать вдох полной грудью.
Во рту сухо. В ушах гул. Он то гаснет, то становился оглушающим, но ни на миг полностью не прекращается. И только позже, когда все-таки получается разлепить тяжелые веки, я понимаю, что это за гул.
Мы в небольшом частном самолете. Я лежу в полуопущенном кресле, на мне плед. А напротив меня сидит Кирсанов и что-то смотрит на планшете.
Не шевелюсь, едва дышу, рассматривая его из-под опущенных ресниц. Серьезный, мрачный, с жёсткими складками вокруг рта. Даже на расстоянии я чувствую холод, волнами расходящийся от него. А дурацкая память внезапно заполоняется фейерверком воспоминаний о том, как мы жили раньше. Как смеялись, как просыпались в одной постели, как ездили отдыхать или просто сидели молча рядом, и никто нам больше был не нужен. Наверное, это и было счастье.
Но разве мы имели на него право после того, что случилось с Аленой? После того, как одна не уследила, а второй растоптал?
Нет.
Думать об этом так мучительно, что ошметки груди снова начинают кровоточить. Сжимаются сильно-сильно, замирают, а потом толкаются, застревая где-то в горле. Я судорожно вдыхаю, и в тот же момент в меня впивается ледяной взгляд.
— Очнулась.
В голосе ноль эмоций. Только холодная констатация факта.
Я подтягиваю плед ближе к подбородку и тихим стоном сажусь. От неудобной позы затекла спина, и ноги стали совсем ватные.
— Не припомню, чтобы ты раньше валилась в обмороки, — произносит как бы между прочим, — Давно ли такой неженкой стала?
С тех пор, как под сердцем зародилась новая жизнь.
Конечно, вслух я этого не говорю. Только жму плечами.
— Куда мы летим?
Я не уверена, что Макс ответит, и тем не менее ответ все-таки звучит:
— Домой, любимая. Отдохнула и хватит. Пора возвращаться.
Черт. Я не знала, что слово «любимая» может звучать, как самое страшное ругательство. Вроде буквы те же, а смысл совсем другой.
— Зачем я тебе?
Насмешливо вскидывает бровь.
— Хочешь, чтобы я вернула тебе деньги?
Вскидывает вторую.
Я не сдаюсь:
— В деньгах дело, да? Тогда можешь выкинуть меня из самолета прямо сейчас. У меня их нет. Я все потратила на…
— Благотворительность? — участливо подсказывает бывший муж, — не переживай, я в курсе вашей впечатляющей щедрости.
Я с тихим ужасом думаю о том, в курсе чего он еще может быть. Деньги — это ведь не самое страшное из того, что я сделала.
Серые глаза опасно сверкают.
Точно в курсе.
— Мне плевать на деньги. Будем считать, что тоже поучаствовал в жизни бедных сироток. Что скажешь?
Я ничего не могу сказать. Потому что стюардесса приносит поднос, на котором одна чашка кофе.
Макс берет ее, отпивает глоток, не сводя с меня ничего не выражающего взгляда:
— Ммм, мой любимый. С кардамоном. Но ты и так это прекрасно знаешь.
Мне точно хана.
* * *
Самолет бодро ныряет на один из частных аэропортов. Мне приходится закрыть глаза и задержать дыхание, потому что тошнота подкатывает к горлу. По спине холодный пот. Я цепляюсь скрюченными пальцами за подлокотник, сжимаю его до боли и молюсь.
Прошу только об одном — пусть Кирсанов ничего не заметит. А если заметит, то не поймет.
— Давно ли ты боишься летать?
Все-таки заметил…
— С этого дня, — хриплю, не открывая глаз.
Пусть думает, что мой страх связан с ним. Пусть верит в это, как в таблицу умножения. Пусть что угодно делает, но даже взгляда не смеет опускать на мой живот.
Чтобы как-то перебить
