Я уже забыл о своей нехорошей шутке про счетчик, а Виктор, оказывается, воспринял мои слова всерьез.
Мне тотчас захотелось дать соседу еще денег. Я похлопал его по плечу и завел в раздевалку. Здесь можно было посидеть в кресле под распахнутыми настежь окнами и попить ледяной минералки.
– Садись, – сказал я ему, заглядывая в холодильник. Виктору показалось, что я настроен на долгий и крайне неприятный разговор и решил не оттягивать экзекуцию.
– Нет, давай уже сразу все решим. Можешь меня казнить. Но ситуация вот такая, понимаешь…
– Да ладно, успокойся! – махнул я на него рукой. Нет ничего хуже, когда человек боится тебя без причины и наоборот. – Не рви пакет, пригодится! Селедку в него положишь.
Из зала донесся громкий металлический лязг, а вслед за ним – матерная тирада. Похоже, что Гера уронил штангу себе на ногу.
– Давай все по порядку – сказал я, срывая ключом пробку с бутылки "боржоми".
– Брат с деньгами задержался, – снова начал оправдываться Виктор. – Должен был приехать еще вчера…
– Я не о том! – перебил я его. – Про Ингу рассказывай! Где ты ее нашел?
Виктор был озабочен долгом, Инга же его совершенно не волновала. В этом плане мы с соседом словно говорили на разных языках.
– Да я ее не искал, – ответил Виктор, рассеянно глядя на пузырьки в стакане. – Ко мне ее привел незнакомый парень и сказал, что за десять дней ее надо научить водить машину.
– Почему за десять дней?
– А потом начнутся съемки фильма. А она должна сыграть в нем эпизод, как садиться в машину и мчится по улицам.
– Что ты говоришь! – воскликнул я. – Представляю, какой это будет захватывающий фильм! А как будет называться? "Смертельная погоня"? Или "Кровавая гонка"?
– Не знаю, – пожал плечами Виктор. – Не интересовался.
– А откуда она? С какой киностудии?
– Кажется, с Ялтинской.
– Где остановилась? Адрес знаешь?
Виктор отрицательно покачал головой.
– Она приходит в автошколу, мы садимся в машину и едем. Через час расстаемся. Вот и все.
– И целый час ты паришься с ней в своей замороченной "шестерке"? Не поверю, что ты хотя бы раз не прокатился с ней на дикий пляж.
– Что ты! – махнул рукой Виктор. – Никаких пляжей не было.
– Может, тебе еще денег дать?
– Не издевайся, Кирилл! У меня этот долг поперек горла стоит.
– Так сколько уже дней, ты говоришь, она в твоей машине дрессируется?
– Два. Пока два.
Я сам не понял, пошутил или нет:
– Вот и хорошо! Оставшиеся восемь дней я буду учить ее вместо тебя.
Виктор тоже не смог определить, в какой степени я склонен был шутить, но на всякий случай покачал головой.
– Да, конечно, – произнес он размазано. – Это было бы неплохо. Жаль только… Я тебя не очень от дел отрываю?
– Я серьезно.
Теперь он смотрел на меня с испугом.
– Да ты что? – негромко сказал Виктор. – Ты зря думаешь, что это интересно. Я тебе не советую.
– Восемь дней, конечно, это многовато, – гнул я свое. – А пару раз я с ней покатаюсь.
Виктор понял, что упустил контроль над ситуацией и попытался дать задний ход.
– Это невозможно, Кирилл. Что я скажу директору? А как на это киношники посмотрят? Они пообещали мне приличные бабки…
– Ничего говорить не надо, – перебил я Виктора. – Никто ничего не узнает. Завтра, когда она сядет в машину, скажешь, чтобы вырулила к гаражам и объяснишь, что на два дня тебя подменит гонщик мирового класса Бартолемео Лесепс. У гаражей я вас и встречу.
Виктор топтался по линолеуму раздевалки и все не хотел уходить. Я налил ему еще стакан минералки.
3
– Я вот почему просила тебя прийти, Кирилл, – сказала Лебединская, проводя меня через зал в подсобное помещение. – Зеленого чая хочешь?
Она, как всегда, держала в руке большую раковину рапана, в которую поминутно стряхивала пепел с папиросы. Темный брючный костюм, короткая стрижка, низкий, хрипловатый голос и неистребимая тяга к "Беломорканалу" и автомобилям настолько затушевывали женское начало в заведующей музеем, что мне всякий раз хотелось назвать ее "дядя Шура".
– Нет, чая не надо, тетя Шура, – ответил я.
– Как твой "ниссан" бегает? – спросила заведующая, все же наливая мне немного желтоватой водички. – А я вчера Анну вспоминала. Какая, все же, милая девочка! Кофточку и клофелин от гипертонии из Москвы мне прислала… А почему она не приехала?
Запахом крепкого табака была пропитана даже чашка.
– Вы ведь не для того меня позвали, чтобы спросить про Анну? – предположил я. – Разве такая деловая и энергичная женщина стала бы тратить время на такую ерунду?
Лебединская крепко затянулась, прищурилась и погрозила мне пальцем.
– Только Кирилл Вацура умеет взять за горло так, что это будет приятно, – отвесила она мне комплимент. – Но это не ерунда! На месте Анны я тебя одного не оставила бы. За тобой глаз да глаз нужен! Ни одной юбки не пропустишь! Жениться тебе надо, Кирилл! – Она погрозила мне пальцем. – Но ты прав, конечно. Я не собираюсь читать тебе мораль, у меня к тебе серьезный разговор… Да присядь ты, не возвышайся надо мной, как Давид!
Пришлось опуститься в старое, потертое кресло, с боков которого свисала бахрома – следы когтей музейного кота.
– Тебе о чем-нибудь говорит имя Лембита Лехтине? – спросила Лебединская, размахивая дымящейся раковиной, как кадилом.
– Нет.
Лебединская была историком, а историки не любят быстрых и однозначных ответов.
– А ты не спеши, подумай.
– У меня прекрасная память, тетя Шура. Это имя мне не знакомо.
– Странно, – ответила заведующая после паузы. – А он утверждал, что вы знакомы.
– Кто он такой этот Лехтине? – спросил я, впрочем, без особого любопытства. – Что ему было нужно?
Лебединская выдержала паузу, а потом вдруг некстати спросила:
– Послушай, я все никак не пойму, есть ли какие-нибудь
