Биком сам был сейвером (и по слухам — неплохим). Так что неприятностями с клиентом его не удивишь. Да и не будет никакого нагоняя. Одни слова. Фирма твердо защищала интересы своих сотрудников и в обиду их не давала.
Идти не хотелось совсем по другим причинам. Вернулся Дональд с последнего дела мрачным, ушедшим в себя. Отмалчивался и отмахивался от расспросов, не «загудел» с друзьями, как обычно после успешного перехода.
И сейчас не шел — тащился по коридорам, цепляясь за любую возможность, чтобы оттянуть момент встречи с пилотом, которого спас.
Он жалел теперь о том, что сейверу нельзя отказываться от задания: взялся — выполняй. С каким удовольствием он засунул бы тогда сознание этого щенка в его собственную шкуру! Выбирайся сам, пожинай плоды своей глупости, ненависти, корысти или что там еще толкнуло тебя на то, чтобы бомбить хижины, расстреливать из пулемета женщин, стирающих белье в реке, и долбить реактивными снарядами машины с рисом, мукой и аспирином!
А старики-родители ждут тебя дома, и младший брат гордится тем, что ты военный летчик, и девушка ждет тебя, хорошая, наверное, девушка, и я вытащил твое сильное, здоровое молодое тело и вернул тебе его, а ты потом наверняка врал, как сражался с целой стаей вражеских истребителей и сбил три или четыре, но кончились патроны, и ты с великими трудностями и опасностями выбирался к своим, чтобы вновь стать в строй борцов за славное дело.
И никому не рассказывал о том, что бросил себя, передоверил эти фунты костей и мускулов тому, чья профессия не убивать, а спасать. Я спас твое тело, но мне не спасти твою душу, потому что ты давно уже запродал ее дьяволу. Сколько жизней на твоей совести, пилот? Пролетая над позициями, ты поднимаешь свой самолет на такую высоту, где его не могут достать зенитки, а потом, в тылу, бросаешь машину на цели, которые никто не обороняет. Кому придет в голову, что у тебя хватит подлости посчитать целью школу или больницу?
Но в тот раз тебе не повезло. Тепловая ракета воткнулась в зад твоего истребителя. И ты ни о чем уже не думал, дрожащей, потной ладонью нащупывал спусковой рычаг катапульты, а в воздухе, болтаясь под куполом парашюта, все давил и давил на кнопку вызова сейвера. Тебе было страшно. Тебе было страшно с того момента, как ты ступил на скользкий путь убийцы. Не бывает храбрых подлецов. Подлость — синоним трусости. Ты подлец, Ван-Вааден, и будь моя воля, я не стал бы спасать твое тело. Я бросил бы его там, в лесу. И пусть это не по-сейверовски. Зато одной гремящей смертью могло стать меньше над соломенными крышами маленьких мирных деревушек.
Дональд затушил сигарету, вяло прошагал мимо секретарши Бикома, стукнул в дверь кабинета и, не дожидаясь разрешения, вошел.
Да, это был он. Парень в лихо заломленном берете и с лейтенантскими звездочками просто кипел от негодования. Он не за то платил деньги, чтобы получить от начальства выговор, да еще неделю не вставать с постели по причине растянутых связок. Сейверу платят, и он, Ван-Вааден, думает, совсем неплохо платят. Так что незачем портить доверенное тебе тело и, главное, хамить начальству клиента.
Насчет хамства — это правда. После того, как Дональда вывезли в тыл на вертолете, он отказался отвечать на вопросы, потребовал встречи с представителями фирмы, а когда очень уж стали приставать, открытым текстом послал всех подальше.
Ван-Вааден, теперь уже в присутствии Дональда, повторил свои претензии. Откинувшись в кресло, Морис Биком вертел в пальцах сигарету, сочувственно кивал, поддакивал, но в глазах его прыгали чертики. Ситуация даже веселила его. Еще бы! Здоровенный мужчина жалуется на то, что его плохо спасли от смерти!
Потом директор по персоналу заговорил успокаивающе. Разъяснил обиженному летчику некоторые трудности и особенности профессии сейвера, извинился от лица фирмы, пообещал, что Дональда Осборна примерно накажут, и предложил обсудить сумму, на которую будет снижена оплата господином Ван-Вааденом услуг фирмы в связи со сложившимися обстоятельствами, если, конечно, господин Ван-Вааден предоставит документы, подтверждающие нанесенный ему моральный и физический ущерб.
Господин Ван-Вааден заверил директора по персоналу, что такие документы он приготовил и предоставит их, но прежде хотел бы знать, какому наказанию будет подвергнут сейвер. Директор возвел глаза к потолку и, подумав минуту, сказал, что сейвера, к примеру, могут лишить, ну… части гонорара и запретят впредь спасать доблестных офицеров славных вооруженных сил. Господин Ван-Вааден насмешки не понял, наклонил голову удовлетворенно и стал доставать требуемые бумаги из папки.
На протяжении всего разговора Дональд не произнес ни слова. Биком с клиентом сошлись, наконец, на двадцати процентах: десять за растяжение связок и десять за выговор от начальства. Поднялись, пожали друг другу руки.
И тут подал голос Осборн.
— Спроси его, — обратился он к Биному, как будто лейтенанта и не было в кабинете, — спроси его, во сколько он оценил бы вывихнутую челюсть и несколько выбитых зубов?
Во взгляде Мориса появился тревожный интерес. Вопрос был очень сейверским. Но господин Ван-Вааден намека не понял. Сделав вид, что его совершенно не оскорбило обращение через посредника, он задумчиво пожал плечами, прикинул в уме и сказал, что это соответствовало бы десяти-пятнадцати процентам.
— Но я не понимаю, к чему эти разговоры. — Он так же обращался к Бикому, даже не глядя в сторону Осборна. — Челюсть у меня на месте, с зубами тоже все в порядке.
— Сейчас, — сказал Дональд. Затем он сделал быстрый шаг вперед, взмахнул рукой и… Ван-Вааден пролетел через кабинет, гулко ударился о стену и стал сползать по ней вниз. Глаза его закатились, на губах показалась красная пена.
Биком хладнокровно плеснул из сифона в стакан, склонился над летчиком. Потом обернулся к сейверу, покачал головой:
— И не пахнет десятью процентами. Верные тридцать — челюсть ты ему сломал.
Дональд скупо ухмыльнулся:
— Не рассчитал.
Он достал книжку, выписал чек и положил его на стол, потом вышел и аккуратно прикрыл за собой дверь.
2. Побег вдвоем
Руки стянуты сзади наручниками. Чувствуется, что пластиковые, затягивающиеся при малейшей попытке освободиться. Синяя, грубого хлопчатника роба. На ногах тяжелые башмаки. Добротные, рассчитанные на многолетнее пользование. Тюрьма, похоже. Х-хе, в тюрьме Дональду Осборну сидеть еще не приходилось!
Впрочем, в данный момент он не сидит, а идет. По длинному полутемному коридору. В спину то и дело тычут стволом карабина — поторапливают. Коридор узкий, в стенах железные дверцы с засовами и замками. Захудалая, должно быть, тюрьма. Сыро,
