Да, дело с головой совсем плохо. Под черепной коробкой творилось хрен знает что, там перепутались какие-то файлы, которые никак не хотели расцепляться. Крыша потекла и стремительно ехала на сторону. Однако сам Тимонин признаков надвигающегося недуга не замечал. Напротив, к вечеру он чувствовал себя бодрым и полным сил.
За окном стемнело, на вымощенных плиткой улицах элитного дачного поселка, включили фонари, стилизованные под старину. Терявший ориентировку во времени Тимонин, сообразил, что выходной день подходит к концу, взглянул на часы. Минутная стрелка двигалась неестественно быстро. Но не поступательно, а как-то ритмично, порывисто. Она то обгоняла секундную стрелку, то вдруг замирала, подолгу стояла на месте и снова начинала свой бег, разгонялась, набирала скорость и опять замирала.
Тимонин не смог объяснить себе странного поведения стрелки, только подумал, что часы впору сдать в металлолом и переключил свое внимание на другое. Неожиданно у Тимонина начинался приступ агрессии. В эту минуту кирпичный камин, выложенный светлой плиткой, напомнил ему лежавший на боку унитаз исполинских размеров. Тимонин встал, долго бродил возле поваленного на бок унитаза и думал невеселую думу, решая, какому великану пришло в голову нагадить здесь, в его доме, под носом хозяина.
– Ну, кто тут хочет нужду справить? – во всю глотку заорал Тимонин и горящим взглядом оглядел темные углы.
Желающих справить нужду он так не увидел. Тогда Тимонин снял с крюка увесистую литую кочергу. Он размахнулся и стал методично молотить кочергой по камину. Острый осколок керамической плитки порезал щеку Тимонина. Не почувствовав боли от пореза, провел ладонью по щеке, увидел кровь и только больше разъярился.
Тимонин сбросил с себя шелковый халат, оставшись в одних трусах, поплевал на руки. Он молотил кочергой по камину до тех пор, пока не осталось ни одной целой плитки, а наружу вылезла кирпичная кладка в проплешинах штукатурки. Только тогда Тимонин перевел дух, осмотрелся. Пол комнаты был завален битой плиткой.
Еще не остывший Тимонин, посмотрел на застекленные шкафы с книгами, шагнул к ним и замахнулся кочергой. Однако в последний момент почему-то передумал и не тронул шкафы. Он допил водку из горлышка и пару раз звезданул кочергой по стеклянному столику. С хрустальным звоном стол рассыпался на сотни, на тысячи мелких стекляшек.
Тимонин бросил свое оружие на пол. Поднявшись наверх, в свою спальню, упал поперек кровати и провалился в очередной кошмарный сон.
* * *
В понедельник Тимонин проснулся в семь тридцать утра. Он прошел в ванную комнату, освежался под душем, побрился, почистил зубы и заклеил пластырем порезанную щеку. Первый будний день недели покатился по накатанной колее.
В восемь часов десять минут Тимонин закончил завтрак, поблагодарил домработницу. Женщина робела перед хозяином, она не решилась спросить, почему в каминном зале царит полный разгром. А Тимонин за едой молчал. Он вернулся в спальню, надел синий костюм, светлую сорочку и галстук в красную полоску. Из кабинета взял плотно набитый портфель.
Служебный «Мерседес» остановился перед домом ровно в восемь с четвертью. Тимонин спустился с высокого крыльца, занял заднее сидение. В ранний час Рублевское шоссе уже было забито служенными машинами больших людей. Тем не менее, через полчаса «Мерседес» подъезжал к самому началу Тверской улицы. Тимонин тронул водителя за плечо и велел остановиться возле Центрального телеграфа.
– Я на пять минут, – сказал Тимонин водителю.
Выбравшись из салона, он затерялся в людском потоке. Он не вернулся к машине ни через пять минут, ни через десять, ни через час. Водитель ждал босса два с половиной часа, затем поехал в офис. Но Тимонин в тот день не появился ни на работе, ни дома. Он не вернулся и во вторник. И в среду…
Тимонин просто вышел из машины и исчез неизвестно где.
Глава вторая
Задержание рецидивиста и беспредельщика Петра Горбунова, три месяца назад бежавшего из колонии строгого режима, милиционеры, коротко посовещавшись, назначили на пять вечера.
Беглые рецидивисты – не частые гости в сонном провинциальном Степановске. К этому мероприятию, по здешним меркам, мероприятию чрезвычайному, экстраординарному, заместитель начальника горотдела милиции майор Юрий Иванович Девяткин привлек все силы, имевшиеся в наличии. Не сказать, чтобы этих сил было в избытке. Скорее наоборот, людей по пальцам считать.
Девяткин долго перебирал тех, кого можно взять на эту операцию. Насчитал троих: самого себя, бывшего борца Савченко, к своим сорока годам дослужившегося аж до сержанта, и младшего лейтенанта Афонина, год назад окончившего среднюю школу милиции. Девяткин решил, что Горбунова, четвертый день пившего водку на хате своей сожительницы Усовой, они повяжут и втроем. Нужно лишь немного везения.
Из соображений конспирации на операцию выехали в гражданской одежде и не на милицейском канареечном «газике», а на личных «Жигулях» Девяткина. Трущобная городская окраина, застроенная бараками и хозяйственными постройками, утопала в грудах не вывезенного мусора и зелени тополей. К бывшему общежитию текстильной фабрики, ныне жилому дому, подъехали в шестнадцать тридцать. Девяткин подогнал машину вплотную к щербатому штакетнику забора. Хорошая маскировка – разросшийся с противоположной стороны забора куст сирени, цветы которой уже обломали местные кавалеры.
Деваться Горбунову некуда, – решил Девяткин. С этой стороны дома – милиционеры. За домом открытое пространство, не спрячешься, там тянулись засаженные картошкой и зеленью огороды местных жителей. Кое-где попадаются небольшие грядки клубники, похожие на свежевырытые могилы. Поэтому огороды напоминают кладбище. Дальше тянется до горизонта кочковатое поле.
С водительского места хорошо просматривался вход в единственный подъезд двухэтажного деревянного здания, украшением которого стала четко выписанная табличка, прибитая на углу: Хомутовский тупик 10. Тесная квартира Усовой точно над козырьком подъезда, похожего на крысиную нору.
В шестнадцать сорок пять, когда милиционеры проверили оружие и уже готовы были выйти их машины, небо потемнело, будто вдруг наступил поздний вечер, на лобовое стекло упали крупные капли. Спустя пару минут хлынул проливной дождь. В окне над козырьком подъезда вспыхнул свет. На белую матерчатую занавеску легла отчетливая тень мужчины. Кажется, он курил. Тень задвигалась, взмахнула руками и, наконец, исчезла.
– Вылет откладывается, подождем немного, – Девяткин посмотрел на часы. – Скажем, на полчасика.
– Да, спешить некуда, товарищ майор, – отозвался с заднего сидения Савченко. – Хорошо, что дождь. Хоть жара на убыль пойдет. И мокнуть не хочется.
Девяткин усмехнулся.
– Я не боюсь ноги промочить, особенно твои ноги. Просто показалось, в окне Горбунов. Может, повезет, он побегает, побегает и завалится спать. Нам же работы меньше.
– А как вы узнали, что Горбунов здесь лежбище устроил? – сидевший на переднем сидении белобрысый Афонин заерзал от любопытства. – Ну, что он у своей марухи?
