дальний угол камеры. Тот, кого Порох назвал Щукой, – бритоголовый паренёк – присоединился к нам. Расселись. Закурили…
- Как ты сюда?
- Гниль-дело. По наколке брали кассу с Тишей… Тишу знаешь? Ну не важно! Тут – вот вам - раз! – целое кодло ментов!.. Эх, ма… Тишу жалко – пуля в лоб, он даже удивиться не успел. Менты ведь нас ждали, было чему удивляться.
- Кто наводчик?
- В том-то и дело, Тиша его знал. Какой-то поляк… Стравинский или Стервинский…
- Знакомьтесь! – спохватился Порох. – Степан Угрюмый. А это Щука. Тоже, кстати, фронтовик.
- А те двое?
Пархоменко брезгливо сморщил лицо.
- Старый – Жоржик. Клюквенник. Второй – ещё хуже – стукачок. Полонский. Второй год его тут прячут. Я б его сам удушил, легавый буду.
- Что мешает? – Щука хитровато прищурился.
- Дак, сам знаешь… В одной упряжке бежим, - Порох тяжело вздохнул. – Для воров мы теперь все суки.
- Да, - говорю. – Невесело. И как так вышло-то?
Вопрос мой был чисто риторическим, но Порох вспыхнул:
- Сами виноваты! Знали же, о чём договорились на большом сходняке…
- Ты там был? – спросил Щука.
- Так все были в курсе…
- Все говорят, а кого не спросишь – все только знают. Кто ж там был? Хан говорил, его там не было! – Щука стал загибать пальцы. - Хана не было, Ухтымского не было!.. Там даже Дмитрия Ильича не было!
- Большой сходняк был, - настаивал Порох. – Все были в курсе.
- Мнения разделились и там, - возразил я.
- Дак это… окончательное решение принимается большинством.
- Плевать мне на большинство! – заявил вдруг Щука. – У меня своя башка на плечах!..
- Да ты что? – криво усмехнулся Пархоменко. – Твоя башка только для вшей, и те не держатся.
- Что ж, по-твоему, мы не правы? По-твоему, мы в натуре ссучились, когда воевать пошли?
- Закон гласит: никогда ни в какое сотрудничество с властями не вступать.
Щука с равнодушным видом полез наверх, буркнув напоследок:
- Я сам себе хозяин.
- Ага, – согласился Порох. – Всяк хозяин собственной смерти. – Он помолчал. – Большинство всё-таки было право. У настоящего вора ни флага, ни родины. Защищать ему нечего. Какая разница – монархисты, коммунисты, нацисты, фашисты, капиталисты… Нам всё едино… У воров свой закон… Разве нет?
- Что ж ты на фронт попросился тогда?
Пархоменко хмыкнул, пожал плечами и неуверенно так ответил:
- Дак это… Ты понимаешь… Весна была…
Лицо его приняло какое-то наивно-детское выражение. Он помолчал задумчиво и повторил:
- Весна была, сам понимаешь…
Я вроде как кивнул: понимаю, мол. Что уж тут непонятного. Весной сидеть особенно не хочется. Лето-осень-зима, понятно, а вот как весна только приходит, процент попыток побега умножается вдвое, как минимум.
С верхних нар Щука негромко запел:
«Никому я сиротство не ставлю в вину,
Ну и что – что родителей нет!
Напишу я товарищу Сталину,
Пусть пришлёт мне домашних котлет»…
- Завыл, мля, – проворчал Порох.
…«Перед тем, как меня поведут на расстрел,
Что б прервать жизнь мою неудачную»…
- Слышь ты, Утёсов! – Порох постучал
