— человека, находящего труд в единении с матерью человечества, с природой. И ровно по той же вышеописанной причине нетрудно догадаться, что я не отказался от предложения Миши поехать посмотреть на загадочную поляну чудес — давно хотелось более пристально изучить Сибирь, раскинувшуюся, кажется, на добрую половину России. И хотя перед каждым большим путешествием вглубь неизвестности, испытываю изрядную долю колющего беспокойства и волнения — в этот раз я утешал себя мыслью, что иду с верной компанией. Всё-таки потеряться вчетвером гораздо труднее, чем в одиночку, не так ли?
К тому же, у меня были некоторые свои причины, по которым хотелось попасть именно на поляну чудес — одну из загадок Сибири. Впрочем, каждый раз, когда я едва-едва дотрагиваюсь до истинной причины моего путешествия, душа принимается протяжно ныть, сердце вдруг ёкает, а ноги подкашиваются — до того недалёкое моё прошлое было для меня тягостным…
— Ну уж надеюсь, что эта красота отразится в твоей научной статье! — нарушив воцарившуюся тишину, радостно засмеялся Гриша, — иначе вся поездка коту под хвост!
— Не переживай, Гриш, несомненно, я посвящу этому ни один абзац, пока у пижонов в белых халатах не появится желание сюда приехать! — весело провозгласил Миша, ударив себя кулаком в грудь.
— О как разошёлся! — воскликнул я, — хочешь, чтобы проверяющие совсем уснули?
— Ну прям уснули! — нарочито фальшиво обиделся Миша, — я, Федь, между прочим, описывать такую красоту умею! Не первый год природу описываю!..
Борис Николаевич жестом остановил нас:
— Вечереет, сделаем привал, — прервал он нашу беседу, остановясь у небольшой опушки, — идём очень хорошо, добротно.
3
Зимой солнце садится быстро, а вместе с тем температура понижается ещё пуще. Поёживаясь, мы поставили палатки под кронами ёлок, зажгли небольшой костерок, у которого грелись, и потихоньку ели скромные припасы. Где-то вдали эхом раздавался протяжный вой стаи волков, луна только прибывала и, кажется, только через два дня достигла полнолуния. Как бы то ни было, находясь в кромешной тьме, когда бездна вокруг раскрывает свою пасть, так и норовя съесть неопытных путников, испытываешь чувство, схожее, как бы так верно выразиться, с неустойчивостью. Словно балансируешь на канате, боясь не упасть во тьму смертоносной паники. Не берусь утверждать, что все испытывали то же, что и я. Гриша, возможно поэтому, старался притупить свой страх, рассказывая нам о своей возлюбленной, которой собирался подарить неотразимый цветок с поляны чудес:
— Моя Лиза, если, конечно, «моя» вообще уместно — мы едва с ней проговорили час — птичка высокого полёта, — немного краснея и смущаясь перед нами, начал он, — Она из очень богатой семьи, и уж честно, до нашего непродолжительного разговора, чего только я не делал, чтобы завоевать её внимание. Песни, цветы, на сколько концертов и в сколько клубов приглашал — мрак! Вот знаете, каждый раз, как в первый раз, отказ и отказ…
— И что же, мало красивых девушек на свете? — прислонившись к стволу дерева, спросил Миша нарочито недоумённо.
— Ты не понимаешь, дело вовсе не в красоте… Больше всего на свете я ценю в девушках именно острый ум и целеустремлённость — у неё всё это есть, хотя она может всю свою жизнь прожечь, сидя на шее богатенького папаши или состоятельного мужа. Но у неё другая цель: ей хочется спасти этот мир от разрушения — она — эколог. И, о боги, с её умом всё точно получится, с первого курса она трудится далеко не в одной комиссии, проходит не один аудит, не одну практику. Это подкупает: неутомимое стремление, казалось бы, к неосуществимой цели. Помню, долго не мог понять, зачем это Лизе, всё-таки мы не застанем экологический крах человечества, но она одной фразой невольно влюбила меня в себя: «сохраняя дом, в котором живём, мы стараемся на благо не нас одних, а всего общества целиком». Слышать такое от во многом избалованной девчушки для меня тогда стало до того удивительным, что, помню, я кардинально поменял о ней своё мнение… Ну и, чего уж грех таить, влюбился как мальчишка…
— Чего же ты здесь, а не рядом с ней на баррикадах спасения мира? — немного шутливо продолжал расспрашивать Миша, записывая в свой потрёпанный блокнот, по всей видимости, новые стихи.
— Вот тут-то и кроется главная трагедия! — удручённо вздохнул Гриша, — ей то ли не до меня, то ли никак не подхожу… но, поверьте, я не намерен сдаваться! Если существует где-то в мире поляна чудес, которая остаётся зелёной даже в лютые морозы, подобные этим, то это наверняка перевернёт весь мир! Думаю, что позволит значительно продвинуться по вопросу экологии вперёд. Образцы этой почвы, цветов и их строение станут несомненными открытиями, это и будет благом не только для меня с Лизой, но и для всего общества целиком!..
— Да уж, — заключил я, прикрывая улыбку, — романтик ты, Гриш, самый последний, но дурак такой — сил нет!
— Почему это я сразу дурак? — насупился Гриша недоумённо.
— Да ведь любви не нужны подарки, переворачивающие мир. Всё, что нужно — немного внимания и уверенность в себе. Сейчас, здесь, ты упускаешь свой шанс завоевать её, ведь ты далеко, а кто-то, может, в данную секунду близко, крутится за ней как пёс за хвостом. И вот он-то в конце концов и победит — острым умом и целеустремлённостью, понимаешь? Ты же тут занимаешься Сизифовым трудом, ведь твоей конечной цели — любви — это нисколько не помогает, а даже наоборот — мешает. Отправится за тысячу вёрст от возлюбленной ради призрачной надежды существования поляны чудес! Вот так дела!
Гриша замолчал, отвернувшись и смотря куда-то во тьму, неловкую ситуацию попытался разрядить Борис Николаевич:
— Ладно-ладно, полно нагнетать, полно. Я, кажется, понимаю, о какой Лизе говорит Григорий и, должен сказать, считаю, что она очень даже оценит такое открытие. Только, конечно, не стоит сразу к ней бежать с образцами. Женщин хитростью надо брать. Вот выступите вместе со статьёй Михаила на конференции — уж поверьте она такое не пропустит — оттуда уже можно будет как-нибудь более активно действовать — и всё получится!
— Да, — согласился Гриша, повернувшись к нам, немного грустно улыбаясь, — я в этом нисколько не сомневаюсь, — видно, мои слова о том, как кто-то может быть прямо сейчас рядом, сильно пошатнули его мировоззрение.
— Ты уж прости, Гриш, — извинился я, — может, лишнее наговорил, я твою Лизу не знаю, поэтому, возможно, много всяких глупостей наговорил, — он кивнул, и разговор, спустившись с небес на землю, пошёл своим неспешным чередом…
