Лайош, прокашлявшись, спросил:
— Когда тебя ждать в следующий раз?
Максим грустно улыбнулся.
— Боюсь, что не скоро… У тебя будет много времени, чтобы достичь совершенства в кулинарии!
— Позавчера было ровно двадцать лет, как мы знакомы…
— Я помню.
— Двадцать лет мы были товарищами по оружию и просто хорошими друзьями…
— Друзьями мы останемся и дальше. Впрочем, как и товарищами по оружию.
— Ты понимаешь, что я имею в виду…
— Понимаю.
— Мы с тобой старые солдаты… Почему мы не удержали свои позиции?
Максим тяжело вздохнул.
— Потому что нельзя удержать позицию, когда Генеральный штаб уже запланировал твоё поражение.
Лайош спросил с горечью в голосе:
— Максим, скажи мне честно — тебе не кажется, что мы прожили свою жизнь напрасно?
Его собеседник скупо улыбнулся.
— Мы ещё её не прожили. Время покажет… И не спеши себя хоронить! Мы с тобой всё ещё живы — а это значит, что наши враги и дальше будут ночевать с пистолетами под подушкой… А канониры на их береговых фортах по-прежнему вынуждены будут спать стоя — с зажжёнными фитилями!
— Хорошо. — Лайош чуть заметно улыбнулся, а затем добавил. — Я буду ждать твоего человека. На новой позиции. Хотя я пока не знаю, смогу ли её удержать…
— Сможешь. Эту позицию выбираем уже мы сами — без всяких штабов. И победа или поражение на этой позиции — будет зависеть только от нас… А мы с тобой слишком старые и слишком опытные солдаты, чтобы проиграть!
Лайош кивнул.
— Хорошо. Я готов. — И, помолчав минуту, добавил: — Теперь нам будет трудно вот так запросто выпить бутылочку вилланьского кёкфранкоша…
— Ничего. Мы как-нибудь найдём способ, чтобы это сделать. — Максим посмотрел на часы, и, вздохнув, сказал: — Мне пора. Самолёт через полтора часа. А ещё ехать через весь Будапешт…
— Счастливого пути. До встречи!
— Будь здоров, Лаци! До видзення, как говорят наши польские друзья!
Они обнялись, после чего Максим, вскинув руку, остановил такси. Открыв переднюю дверь, он бросил таксисту «Ферихедь!», и, обернувшись, сказал с улыбкой:
— Не кисни! Очень скоро я надеюсь снова попробовать твоего гуляша — такого же, как двадцать лет назад. Тренируйся!
Больше они так никогда и не встретились…
Глава первая
* * *
Вот черти! «Таких букв нет в польском алфавите»! Можно подумать, все буквы их номеров, взятых из их алфавита, есть в нашем! Дискриминация по филологическому принципу — им на номерах на латинице к нам можно, а вот нам с кириллическими буквами на номерах — к ним никак нельзя! Суки…
А ведь так хорошо всё начиналось! «Копейку» хлопцы из соседнего гаража довели до идеального состоянии, техосмотр — Техосмотр! — был пройден без сучка и задоринки, полторы тысячи евро командировочных из кассы получены, гостиницы заказаны, люди предупреждены… И на тебе!
Стражи граничны бегают, суетятся, звонят в Люблин и Варшаву… Пятый пункт семьдесят первого артикула их Дорожного кодекса, видите ли, не позволяет им впустить в Польшу этот самоход — «бо у пана бардзо стары бляхи». Старые. Не спорю. Получены в одна тысяча девятьсот семьдесят четвертом году — сиречь, автомобиль обрёл их при рождении. И с ними этот экипаж прожил всю свою жизнь! Сначала — колеся по славному городу Ковелю и его окрестностям, потом с этими чёрными номерами сей самоход проделал трудный путь через всю Украину, с ними же совершил марш-бросок до Берлина (девять лет назад эти номера были вполне законными для великогерманского Рейха, а сегодня не годятся даже для Польши — ну ты подумай!), на них объездил всё Подмосковье, за последние пять лет избороздил всю Белоруссию вдоль и поперёк — и тут бац! Польская засада!
Хорошо хоть, «шенгенка» многократная, если сейчас обратно попрут (а попрут однозначно, к бабке не ходи) — можно будет, сменив номера, послезавтра снова стартануть. Но уже не будет того драйва… Ладно, вон идёт тот хорунжий, который номера фотографировал, сейчас будет объяснять, что они ни в чём не виноваты. Засранцы…
— Пше прошам пану, але не можно. Зазвонили до Варшавы, але ниц не могем зробичь. Тшеба с повротем… — И виновато так смотрит, взглядом побитой собаки.
Одиссей махнул рукой.
— Ладно. Три часа уже простоял, чёрт с вами. По какому коридору я могу вернуться назад?
Воспрявший духом хорунжий (с ним Одиссей час назад яростно изругался вдрызг, пообещав тому все кары небесные и гнев высших польских бюрократов, всуе помянув и Радослава Сикорского[3], и Богдана Клиха[4]) старательно объяснил схему объезда терминала — и Одиссей, плюнув с досады, сел в «копейку» и, назло полякам врубив музыку на полную (очень кстати в магнитоле стоял диск Игоря Сивака, его альбом «Нехолодная война»), развернулся на пятачке у будки польских пограничников, газанул до пола и, пугая польских таможенников воинственными аккордами пронзительно-искренней, по-настоящему военной, песни «Слушать в отсеках», отправился на восток — к алеющему в полусотне метров белорусскому флагу.
Ладно, чёрт с ним, поменяем номера — раз старые советские так напрягают этих чёртовых ляхов. С первого раза не получилось пересечь границу — что ж, получится со второго!
* * *
Когда, будучи в Москве, он упросил командование дать ему двухнедельный отпуск в сентябре для поездки в Словакию, в музей восстания — то имелось в виду, что отправиться в этот путь он, как и в марте, вместе со своим старым товарищем по университету и на его машине. У однокурсника Одиссея был свежий пятилетний «бумер», водил тот отменно (ещё бы — с двадцатилетним-то стажем непрерывной езды по городам и весям всей Европы!), и отцы-командиры даже и помыслить не могли, что у Одиссея есть свои виды на эту поездку.
Тем не менее — такие виды были. В марте почему он решил просить Саню Кузмицкого съездить с ним в Центральную Европу? Потому что это март. Скверная погода, гололёд, короткий световой день, снег, и прочие природные катаклизмы. Да ещё по горам треть пути. Бережёного, как говорится, Бог бережет… К тому же целью той поездки было — быстренько прошвырнуться «галопом по Европам», восстановить кое-какие связи, кое с кем встретиться, хлебнуть вволю венгерского, убедиться, что он уже более не есть разыскиваемый всеми правоохранителями Центральной Европы опасный злодей (понятно, что прошло шесть лет, что паспорт ему сделали на другую фамилию — но удостовериться в безопасности будущих поездок не мешало, тем более, были люди, которые держали руку на пульсе, и эти люди готовы были удовлетворить любопытство Москвы) — и домой! За пять дней, помнится, управились…
А сейчас
