них ни даёт того цельного впечатления, какое производит Св. София. И если бы требовалось с чем сравнить, то лишь среди памятников античного мира, вроде Колизея, можно было бы выбрать для сравнения. Св. София столько же обязана своим бытиём миру и искусству античному, которого преемником была древняя Византия, сколько и новому, христианскому. Вот тому ближайшее доказательство: в той же самой Св. Софии, с правой южной стороны её внутреннего нартекса, есть его продолжение: оно одинаковой с ним высоты, но сужено и кажется на первый взгляд выше; оно относится и по украшающим его сетчатым мозаичным орнаментам уже к IX–X векам, когда вся архитектура Византии щеголяла подвешенными на больших цилиндрах куполами и приподнятыми коробовыми сводами, отчасти ради эффекта, а более – по неумению строить древние широкие своды.
Стоя под величественными сводами Св. Софии, трудно отвлечься от рассуждений об её архитектуре, стиле и позабыть её чудную технику. Математически точно распределена тяжесть от купола по всей системе арок, перенесена на устои, а с них вновь через арки на другие устои и т.д. ; каждый кирпич был взвешен здесь, каждая плита пола помечена; здание не. Одет быть повторено в том же виде: для того потребовалось бы воссоздать все условия древнего искусства и ремесла, их тесное слияние. Но обо всём этом лучше прочесть в сочинениях Летабея-Свайсона, Шуази, и притом дома. Здесь же, на месте, следует вспомнить, что Св. София не есть только произведение искусства, но памятник древности, – следовательно, памятник восточного, православного христианства и религиозной жизни его в одну из самых замечательных эпох.
Тем более можно советовать русскому туристу заинтересоваться Св. Софией с этой стороны, что едва ли не лучшее, точнейшее и наиболее живое её описание оставлено нашими же паломниками: Антонием, епископом новгородским, Стефаном Новгородцем (1350 г.) и многими другими. С их рассказами в руках обходишь последовательно одну часть за другой, припоминаю былое величие памятника и ту жизнь, которая билась здесь ежедневно. Миновали века схоластической доктрины и призрачной Римской империи на Востоке, и после тяжёлой переходной эпохи иконоборцев победа осталась на стороне православия и монашества. Византийская столица жила как бы прежним парадом, но он получил иной, глубокий смысл – в задаче культивирования нахлынувшего в самую столицу варварства и обступивших её полудиких народов.
Св. София. Внутренний вид
Именно в эпоху Македонской династии, так блистательно выполнявшей эту важнейшую в истории миссию, сложился и этот внешний блеск византийского двора, с многосложным обрядовым его этикетом, – появились и эти ослепительные для варвара мозаики и эмали, и чудесные автоматы, окружавшие императора в торжественных церемониях. Из римской столицы Византия стала азиатской, но зато она именно теперь получила всё от Востока, отныне ставшего недоступным для Западной Европы. Вместе с обширную торговлею, наряду со всемирным посредничеством, процвели и туземные производства – «хитрости Царьграда». При македонских же императорах украсилась колоссальными мозаиками и Св. София, и именно в это время некогда церемониальный храм стал складом драгоценных святынь Востока. Как много, однако, делалось здесь и для обычной спекуляции! Паломники единогласно рассказывают, что даже один из засовов входной царской двери Св. Софии почитался чудотворным: укушенные змеёю или отравленные, взяв его в рот, исцелялись и не могли вынуть его изо рта, «донде же вся злоба изыдет слинами изо уст». Показывали в Св. Софии и трубу взятия Иерихона Иисусом Навином, и серебрянные подобия скрижалей Моисеева закона и пр. Но также в церкви этой, всегда доступной для входа всем паломникам до и после латинского разорения, были сосредоточены важнейшие святыни православного Востока. Именно благодаря этой известности и этому обилию, Св. София была разграблена прежде и более других церквей Византии; награбленная добыча обогатила Рим, монастыри Франции и Германии, Швеции и Норвегии: и золотые дароносицы, и короны императоров, и чудотворные иконы были унесены во множестве. Русские паломники видели здесь до разорения «блюдо велико злато служебное Ольги Русской, когда взяла дань, ходивши до Царьграду, во блюде же камень драгоценный и на нём изображён Христос, и от того Христа емлют печати люди на всё добро»… целый ряд пределов и пристроек, особых усыпальниц святых, большая крещальня, разного рода службы окружали церковь. Многие изображения, особенно происходившие из глубокой древности, дали повод к легендам. Так, мозаический колоссальная фигура архангела в алтаре дала повод к сказанию о том, как архангел стал на вечной страже у Св. Софии. Раз, будто бы, при постройке храма, все рабочие и мастера («хытрецы») отлучились обедать, оставив юношу сторожить инструменты; и вот явился ему некто в виде евнуха и торопил его вернуть рабочих – я-де останусь здесь, пока не придёшь назад. Но царь Юстиниан, в мудрости своей, решил и не возвращать юношу, дабы тот остался вечно стражем, и нарёк церковь во имя Св. Софии – Премудрости Божьей, явившейся в образе архангела. Из этой легенды получается важная иконографическая данность, что выражение «Премудрость Божья» – изображалась в виде трёх ангелов, т.е. Троицы, и именно одного-то из них и представляет архангел в абсид.
Идя посолон от алтаря, по боковому нефу, видишь последовательно разные священные древние места. За отгороженным тюрбе[4] укромный ход ведёт в библиотеку; на хорах с этой стороны – заложенная таинственная дверь, в которую, по преданию, укрылся на веки, в день падения столицы, священник с Дарами; за стеной в окне виднеется баптистерий Константина – ныне тюрбе двух султанских принцев; его оштукатуренные стены хранят, вероятно, ещё древнейшие мозаики.
Контуры мозаики выступают во многих местах и в храме – то под раскрашенной известкой, то темнеют сквозь полотно: видна фигура в апсиде; видны ясно образы Спаса и павшего к подножию его трона императора над главным входом. Посещение Св. Софии заменяло собой для паломника целый курс церковной истории: здесь сосредотачивались «память» и памятники всего Востока.
Рис. 4. Платан янычар
И как характерна, сравнительно с этой былой жизнью, мертвенная пустынность храма в руках мусульман, особенно если вы взойдёте наверх, в палаты гинекея! Изредка проходят здесь туристы, чаще англичане, русские и славяне; проводники быстро мелькают между ними, на ходу показывая полустёртые мусульманами кресты на мраморных перилах, могилу Энрико Дандоло и пр. Гулко отозвутся шаги в этих пустынных, запылённых залах, и вновь замолкнет всё кругом, – только на карнизах и оконных переплётах воркуют голуби. Взглянешь из-за перил вниз, в необъятную залу, –
