принялись сдвигать ее к проходу.
– Что там? – спросил я у соседа, обливаясь потом.
Он потянул воздух носом.
– Керосин, разве не чуешь?
Да, это был чистый керосин. В какофонии и буйстве запахов, витающих по дому, я не сразу выделил характерную примесь.
– Ты сумасшедший, – вырвалось у меня, когда мы поставили бочку и принялись за вторую.
– Да, – легко согласился Мартын. – Аккуратнее давай! – прикрикнул он.
Мы отбуксировали бочки из закутка и тут я увидел, что на месте, где они стояли, меж двух светлых кругов располагается окованная железом крышка погреба.
Там-то он меня и грохнет, – пронеслась мысль, и я еле унял дрожь в ногах.
– На, хлебни, – Мартын словно услышал мои мысли и протянул какую-то мутную флягу. – Пригодится.
Я не стал открещиваться, приложился губами к горлышку и крякнул от крепости напитка. Огненная вода заполонила мои внутренности, но вместе с ней и унялась дрожь.
– То-то, – сказал сосед. – Так будет лучше.
– Кому? – спросил я.
– Сейчас все увидишь.
Он взял в углу палку с намотанной на конце паклей, зажег ее и протянул мне.
– Свети, – сказал он. – Я пойду первым, постарайся ничего не поджечь.
Огонь опасно потрескивал и дымил. Честно говоря, смотрелось все это внутри дома слишком опасно.
Мартын взялся за массивную ручку, потянул. Крышка не поддалась ни на миллиметр. Тогда он приложился к ней двумя руками, словно заправский гиревик, поднатужился, побагровел и только тогда крышка поддалась – сначала как бы нехотя, потом ее пасть с противным скрипом раззилась целиком.
Из подвала пахнуло холодом, сыростью и все тем же знакомым запахом.
Мартын прикрепил крышку защелкой к стене, показал жестом на черный глаз хода, потом взял у меня факел и принялся спускаться по невидимой лестнице.
Когда он скрылся полностью, я подумал, что настал тот самый момент, чтобы закрыть эту чертову крышку, заблокировать ее бочкой и вызвать полицию. Но почему-то вместо этого я подошел к краю лаза, нащупал лестницу ногой и принялся спускаться.
В чем же подвох? – думал я. Хочет показать трофеи, похвастаться и потом уже попробовать прибить меня? Странное ощущение – понимать, что по собственной воле лезешь в уготованную тебе ловушку и исполняешь любую прихоть маньяка.
Я спустился и посмотрел на Мартына. Отблески факела на его лице выглядели пугающе. В глазах плясал сумасшедший огонек.
Не отрываясь, Мартын на что-то смотрел.
Я глянул в ту же сторону и обомлел.
Погреб был перегорожен пополам плексигласовым стеклом, толстым и довольно мутным. За ним, на той, другой стороне, словно живой, шевелился ковер насекомых.
– Господи… – прошептал я, не в силах сдвинуться с места.
Мартын тем временем подошел ближе к стеклу. Факел теперь ярче высвечивал происходящее по ту сторону и когда я увидел ее, волосы на голове встали дыбом.
Там, в глубине погреба, на каком-то подобии кресла сидело огромное насекомое… или же… это было не насекомое, а…
Я быстро взглянул на Мартына. Неотрывно он смотрел на женщину за прозрачной ширмой.
– Это моя… жена, – одними губами сказал Мартын. – То, что от нее осталось. Я не смог убить ее.
Я подошел ближе. Женщина, а это, несомненно, была женщина – сидела в коконе из паутины и какой-то слизи. Завидев свет, точно очнувшись от какой-то дремы, она медленно повернула голову на свет. Я не сомневался, что она увидела нас и… я не ожидал, что все произойдет так быстро! – прыгнула на стекло с такой проворностью и яростью, что я не удержался и упал навзничь, ударившись локтем о бетонный пол.
Плексиглас задрожал под ее массой, но выдержал.
Как в тумане я видел ее мохнатые лапки, прочно вцепившиеся в стекло.
Мартын стоял прямо перед ней и беззвучно плакал.
Слезы стекали по его щекам, их темные следы, точно янтарная смола въедались в испещренную оспинами кожу.
В углу погреба на той стороне я увидел разгрызенную голову куклы. Один ее уцелевший глаз весело помаргивал, другой смотрел пустой глазницей прямо перед собой.
Мартын вздохнул, вытер рукавом куртки слезы и повернулся ко мне.
– Понял? – спросил он тихо. – Понял, что тебя ждет?
Непонимающе я завертел головой, но потом, в следующее мгновение картинка паззла сошлась, и я замер, не в силах пошевелиться.
– Она… то есть, моя…
Мартын кивнул.
– Да.
С минуту мы смотрели друг на друга в полной тишине, если конечно считать тишиной глухой стрекот крыльев тысяч насекомых с той стороны перегородки.
– И что же мне делать? – свой голос я услышал словно со стороны – настолько он изменился.
Мартын нагнулся, выдвинул какое-то подобие ящика у самого пола, насыпал туда крупы из железной банки и задвинул назад.
Насекомые в клетке тотчас ринулись на еду. Их мельтешащие крылья вызвали во мне приступ головокружения и дурноты.
– Не повторять моей ошибки, – сказал он глухим голосом и закрыл лицо руками.
Когда мы поднялись наверх и поставили бочки на место, меня не нужно было снова упрашивать глотнуть из фляги.
– Все запомнил? – спросил Мартын в очередной раз.
– Да, – ответил я.
Хотя вовсе не был в этом уверен.
Здоровенное ведро, доверху наполненное спелыми пахучими грушами, казалось неподъемным. Дурманящий запах плодов кружил голову. Все, что я услышал от странного соседа, лицо которого было покрыто крупными словно рытвины оспинами, казалось невозможным, не имеющим ко мне никакого отношения.
Дернул же меня черт выкапывать эти корни. Росли бы себе и росли. Соседу, похоже все равно – думал я, глядя на запущенный участок, утопающий в высокой траве.
Однако мысли упрямо возвращались в темный подвал, за мутную перегородку, где я увидел нечто, повергнувшее меня в ужас.
Летний день шел на спад. На землю опускалась долгожданная тень. Вечерняя благодать, напоенная криками снующих ласточек в бездонной высоте закатного неба, стрекотом неугомонных сверчков, шепотом уставших листьев, стуком топора где-то вдалеке – все это уже не казалось мне таким знакомым и родным как прежде.
«Что же делать?» – мысль неотступно сверлила мозг, пока я, практически через силу, плелся к собственной калитке. Может быть, жена куда-нибудь ушла? Было бы хорошо. В магазин, или… в аптеку, например.
Я тут же подумал, что Оксана с какого-то момента практически перестала ходить в аптеку. По крайней мере, я не смог вспомнить ни одного раза, когда ей вдруг понадобилось какое-нибудь лекарство. Она также резко, без каких-либо внешних воздействий, стала вегетарианкой. Впрочем, меня за собой не тянула, и я как-то не обращал на это новомодное увлечение особого внимания.
Я открыл калитку, прошел к дому и только собрался поставить ведро на землю, как что-ты выскочило из-под куста
