с другой. Несмотря на то, что в вагоне было тепло, я закуталась в широкий воротник водолазки до самых глаз и постаралась уснуть. Но наушники не спасали от болтовни моих соседей, а воротник от амбре.
Как же я всех ненавижу… И многие думают, что я социопатка, но это совсем не так… У меня есть несколько друзей, с которыми я с удовольствием общаюсь, и еще несколько человек на работе, которые не бесят. Но сегодня просто все звезды сошлись… Стоило только ступить на зебру, как меня чуть не снес спортивный фольксваген. Ругательства льются из меня, как вода в фонтане, и я их совершенно не запоминаю. Каждый раз это чистой воды импровизация. С размаху пинаю ботинком бампер машины и со страхом смотрю на выходящего водителя. Такой одной рукой меня прихлопнет…Он просто великан! В смысле, не толстый, а высокий… И такой… Смотрю на крепкий торс, обтянутый черной водолазкой. Там под ней по любому кубики пресса!
— Ты куда так спешишь, на тот свет? — говорит мне с наездом мужик. Хотя не очень-то и мужик, молодой, вроде. Просто сейчас все ходят с этими дебильными бородками, и потом гадай, на Вы обращаться, когда захочется нахамить, или можно «тыкать».
— Это ты куда смотришь! А, точно, в телефон ты смотришь вместо дороги! Придурок! — решаю я не скромничать. Ну козлина же, я смотрела, когда выходила на переход, и там никого не было. И этот его взгляд… Такой странный, рассматривающий. Даже не зная этого чувака, могу сказать, что уже заочно он меня выбешивает. Прямо на бессознательном уровне…
— И чего ты орешь, придурочная? — а сам улыбается. Это я придурочная?! Я так устала, что сейчас даже ничего не приходит в голову оригинальнее, чем подойти почти вплотную, встать на носочки, чтобы не чувствовать себя коротышкой и прошипеть:
— Иди ты на хрен, — и показываю ему фак. А он смется в голос, запрокидывая голову. И смех у него такой… Приятный. И голос тоже…
— Сама иди, домой. Евва, — говорит мне мужик с расстановочкой, продолжает улыбаться, показывая ямочки в густых зарослях щетины. Охреневаю от такого поворота событий. Страшно как-то становится…
— Ты откуда мое имя знаешь!?
— Знал бы, что вырастешь такой язвой, еще в детстве бы прикопал в родительском саду… — теряю дар речи. В каком еще саду… В смысле в детстве… И тут до меня доходит, кто стоит передо мной и жадно считывает мои эмоции. Вот же… Твою же… Осматриваю его с головы до ног. Ну вырос, конечно, красавчик, чо уж тут… Не поспоришь. Как из дрыща мог получиться такой великан — загадка. А вот каким был говнюком, таким и остался!
Ярик уже не просто улыбается, а вовсю показывает свои белые ровные зубы, чем бесит еще больше.
— Ммм, любимый соседушка… Подрос мальчик… — от осознания, кто передо мной, начинаю подначивать с еще большим удовольствием.
— Рад, что, наконец, узнала меня… — а ты, значит, узнал меня раньше?..
— А я не очень рада… Так это что, твоя детская месть? Хотел закатать меня в асфальт?
— Это твоя глупость, Ева. Прежде, чем выйти на дорогу, по сторонам надо смотреть…
Ухмыляюсь, закатывая глаза. Не буду перед ним оправдываться! Поднимаю руку и показываю ему фак наманикюренным пальцем. Да, не зря сделала маникюр вчера. Поднимаю свою сумку с асфальта и, не оглядываясь, перехожу дорогу, сворачиваю к нужному дому и вхожу во двор. Мама выглядывает во двор на звук захлопнувшейся калитки. Открывает передо мной входную дверь и пропускает в теплый коридор. Дома почти все, как несколько лет назад, квартиранты ничего не меняли. Удивительно то, что не загадили все, пока жили. Хотя вроде люди приличные, взрослые…
Папа целует меня в макушку, обнимая. Мама тоже обнимает.
— Почему не позвонила, Маковка? Папа бы тебя встретил…
— Да тут недалеко, захотелось пройтись…
— Все в порядке? Ты выглядишь немного нервной…
— Все окей, просто устала. Я поднимусь к себе, — иду по направлению к лестнице, прихватив с собой сумку.
— Обед через два часа. Хочешь чего-то перекусить после дороги?
— Нет, я в душ хочу. Помощь нннада? — вспоминаю нашу давнюю шутку.
— Нет, не нннада, отдыхай, Маковка.
В комнате чисто и пахнет свежевыстиранным постельным бельем. Мама все подготовила к моему приезду. Так приятно… Скидываю с себя вещи, провонявшие дорогой и вонючим парфюмом соседки. С улицы слышится какой-то шум, и я подхожу к окну. На улице пасмурно, и поэтому я приглушаю свет на лампе, что горит на столе, и отодвигаю тюлевую занавеску, чтобы рассмотреть, что там происходит. На подъездной дорожке стоит тетя Лена, соседка, и обнимает мое сегодняшнее приключение. Ярослав, обнимая мать, поднимает глаза и смотрит в сторону нашего дома. Что-то говорит тете Лене, она машет рукой и что-то отвечает. Яр улыбается, кивает, и они вместе входят в гаражные ворота, оставляя машину на улице.
Как странно, столько лет прошло с того дня, когда мне пришлось обрезать волосы из-за того, что Ярик вкатал мне в макушку жвачку… А волна негодования до сих пор поднимается в душе… Не простила до сих пор? Не успокоилась? Надо отпустить ситуацию, иначе опять начнется война…
Иду в душ, смываю с себя усталость и волнение сегодняшнего дня. Потом еще долго стою под струями. Обожаю воду в любом ее проявлении. Будь то душ, озеро, море или просто дождь. На работе все ходят вялые, а во мне словно второе дыхание открывается в дождливую погоду…
Заматываюсь в полотенце, выхожу в комнату и раскрываю свою сумку. Достаю короткие джинсовые шорты с обтрепанными краями и высокой талией и спортивный топ. В доме тепло, поэтому решаю не натягивать носки. Сушу волосы феном и выхожу из комнаты. Внизу какое-то оживление, и я спешу на голоса, тут же застывая в двери гостиной.
— Ярослав, какой же ты красавец, — вздыхает мама. — Возмужал, вытянулся, заматерел…
— Совсем взрослые стали дети, — с сожалением говорит тетя Лена.
— И не говори… Когда только успели повзрослеть… — соглашается папа, выхватывая меня взглядом у входа. — Маковка, а у нас гости, — улыбается он.
— Сюрприз, — улыбается мне тетя Лена и раскрывает руки для объятий. Захожу в комнату и обнимаю соседку. А я скучала по ней, оказывается… Она всегда становилась на мою сторону, когда мы с Яром чудили. Даже когда я была виновата. А Ярику влетало за двоих, как старшему.
Отлипаем с ней друг от друга.
— Красавица какая, — со слезами на глазах говорит она, поправляя мои волосы. — И брови такие же, как в детстве…
— Да, бабушка не разрешала их щипать, так
