пристав.
– Знаете, Илья Петрович, мы с Фёдором Александровичем – заядлые охотники, а он даже небезуспешно пишет литературные очерки этой тематики.
– Конечно, я это помню.
– Так вот, он недавно спросил, знаю ли я кого-то из полицейских чинов, кто мог бы, так сказать, без лишнего шума разобраться с таинственным происшествием. Мы с Вами нехорошо расстались в прошлый раз, но я понимаю, что такая у Вас служба, поэтому взял на себя смелость рекомендовать Вас, зная о Ваших успехах в таких делах.
– Что же случилось? – поинтересовался Илья Петрович.
– Фёдор Александрович не раскрыл мне подробностей, – сказал Рар и вопросительно посмотрел на Столбова.
– Хорошо, – решил пристав, – едем, Александр Францевич, в дворянское собрание, я полагаю?
– Да, – подтвердил доктор, вставая.
Выйдя из кабинета, Столбов увидел Антонова, рядом с которым стояла, потупив глаза, девочка лет тринадцати или четырнадцати, скромно одетая в серый сарафан и серый платок на голове.
– Я уезжаю ненадолго, – сказал городовому пристав. – Чтобы не терять времени, дождись, пожалуйста, Трегубова, и пусть он проведёт опрос.
Дом дворянского собрания находился на пересечении Верхне-Дворянской и Киевской улиц. Это было красивое трехэтажное здание в центральной его части и двухэтажными крыльями по бокам, к окончательному облику которого поочередно приложили своё искусство два архитектора: Федосеев и Иванов. Когда доктор и пристав вошли, то увидели, что Свечин уже торопливо спускался по лестнице. Это был сухощавый мужчина с большой залысиной на лбу и окладистой, слегка торчавшей вперед бородой.
– Ах, Александр Францевич, – остановился предводитель губернского дворянства, а с этого года ещё и действительный статский советник, – хотел бы пожелать Вам доброго дня, но не могу.
– Почему же? – удивился доктор.
– Вы, верно, ещё не слышали, – Свечин остановился напротив Столбова и Рара. – День поистине чёрный. Такая утрата для страны, для мирового литературного общества! В Париже скончался мой учитель, пример для творчества, Иван Сергеевич.
– Тургенев?! – воскликнул доктор. – Не может быть! Вы уверены?
– Абсолютно уверен, – печально произнёс Свечин.
– Это ужасно! Но почему? От чего?
– Пока сие достоверно неизвестно, – Свечин перевёл взгляд на Столбова. – А это?..
– Илья Петрович Столбов, пристав, о котором я Вам говорил.
– Илья Петрович, рад нашему знакомству. Я уже уходил, но могу задержаться на несколько минут. Был бы Вам обязан, если бы Вы мне оказали профессиональную помощь.
– Конечно, Фёдор Александрович, о чём речь? – спросил Столбов.
– Тогда пройдёмте в библиотеку. Вы подождете десять минут, доктор?
– Конечно, конечно, – заверил Свечина Рар.
Пристав и действительный статский советник поднялись в библиотеку. Свечин предложил Столбову сесть, а сам подошел к окну, посмотрел в него, затем резко развернулся лицом к полицейскому и заговорил:
– Знаете, произошел досадный и странный случай, за который я чувствую некоторую ответственность.
– Я во внимании, – Столбов показал свою заинтересованность.
– Я, знаете ли, развожу лошадей, – начал Свечин.
– Наслышан, – коротко подтвердил Столбов.
– В прошлом году мои лошади получили призы на Всероссийской выставке. Одна была особенно хороша. Жеребец Буцефал. Такие кони – мечта любого заводчика. И вот недавно у меня его выпросил мой давний друг, Минин Дмитрий Львович. Честно скажу, я не хотел отдавать Буцефала. Но он целый год меня уговаривал: мол, зачем тебе такой конь, а я на скачках возьму с ним призы… Скачки – это его увлечение. Уговаривал, уговаривал и уговорил. Продал я ему Буцефала несколько дней назад, – Свечин замолчал, обдумывая дальнейшие слова.
Столбов тоже молчал, пребывая во внимании.
– Так вот, два дня назад конь исчез, – медленно произнес Фёдор Александрович.
– Украли? – спросил Столбов, справедливо полагая, что если бы конь просто сбежал, то к полицейскому бы не обратились.
– В том то и дело, что непонятно, – Свечин пристально посмотрел на Столбова, – как мне говорят, исчез из конюшни у всех на глазах. И исчез через несколько дней, после того, как Минин с трудом уговорил продать ему коня, даже денег не успел отдать за него. Получается, что сделка как бы не завершена. Но тут дело не в деньгах, а в двусмысленности происходящего и странности происшествия. Я хотел бы разобраться, что произошло. Как хотел бы и сам Дмитрий Львович. Знаю, что для полиции сей случай незначителен, поэтому я посоветовался, кто бы мне мог помочь разрешить его, и Александр Францевич порекомендовал Вас, как человека, который опытен, всегда достигает правды и при этом достаточно деликатен.
– Мне лестно, что господин доктор такого мнения обо мне, – отозвался Столбов. – Я понял, что Вы хотите. Чтобы я сначала разобрался в происшествии без составления протокола?
– Вы меня правильно поняли, – кивнул Свечин.
– Но если пропажа лошади не будет, скажем так, урегулирована каким-то образом среди заинтересованных лиц, а приобретёт все признаки обычного конокрадства, то я заведу полицейское дело?
– Совершенно верно.
– Ну, что же, договорились, Федор Александрович?
– Благодарю. Идёмте, а то я уже опаздываю. Я предупрежу Дмитрия Львовича о визите полиции.
Свечин попрощался и стремительно сбежал по лестнице. Столбов спустился гораздо медленнее, размышляя о ситуации с лошадью. Очевидно, что дело было не в деньгах, а сомненью подверглись дружеские отношения Минина и Свечина. Причём, как понимал это пристав, недоверие проросло с двух сторон. Причиной же стала сама загадочность происшествия. Интересно, что же произошло? «На это придётся потратить время», – вздохнул Столбов. А его то сейчас и не было. Столько работы, и ещё новые обязанности помощника… Всё это изматывало Илью Петровича. В который раз пристав подумал про себя, что становится стар для такой работы.
Доктора Столбов застал в экипаже, тот сидел и откровенно злобно пыхтел, читая газету.
– Что там такое приключилось? – спросил Столбов. – Ещё кто-то умер?
– Нет, но Бородин Александр Порфирьевич – знаете такого? – стал почетным членом медицинского общества!
– Вы же не завидуете? – спросил Столбов, усаживаясь в двухместную коляску рядом с земским врачом.
– Нет! Отдаю ему должное. Он, действительно, хороший врач и преподаватель, но таких сотни, если не тысячи вокруг! Вы же понимаете, что это потому, что он композитор! Вот и был бы в почёте в музыкальном сообществе!
– Ах, Александр Францевич, мне кажется, что настоящее признание – это не раздавание друг другу знаков почета в медицинской среде, а выздоравливающие и благодарные пациенты у врачей, которые находятся на переднем крае борьбы с болезнями, как Вы, например.
– Вы правда так считаете? – задумчиво спросил доктор, заметно успокоившись после слов Столбова.
– Конечно. Мы приехали, позвольте откланяться.
– Как поговорили с Фёдором Александровичем?
– Нормально, но дел теперь только прибавилось, – честно признался пристав.
– Ну, Вы тоже на переднем крае, только на своём, куда деваться, – сказал доктор на прощанье.
«Вот именно: куда деваться», – подумал Столбов, возвращаясь к себе. Ни
