где стреляется. Увы, все это было покрыто мраком тайны – Радулов напрочь отказался мне сообщить детали. Сказал, что заедет утром в понедельник, в семь часов, взял мой новый адрес и отбыл восвояси.
– Очень зря! – почти сразу Адриан остудил мой энтузиазм насчет дуэли. – Подсудное же дело!
– Для участников, не для врача, – засомневался я, жалея, что проговорился.
– Участникам так точно. Хотя, говорят, сейчас военный министр Ванновский послабления для дуэлей сделал. Может, и не будет последствий. Да, там от некой госпожи Бестужевой слуга записку принес. Вот.
Адриан подал мне листок бумаги, я впился в него глазами. Жар спал, появился аппетит, но… Антонина Григорьевна завуалированно жаловалась на задержку. Вот это номер. Про такой эффект серы я даже и не слышал. Мог от укола нарушиться женский цикл? Я крепко задумался. Поразмыслив, понял, что да, вполне может. Организм борется с заразой, ему не до размножения. Аккуратно отписался, что да, такое может быть, надо ждать, на днях загляну и осмотрю ее.
* * *
– Дело худое, – сообщил пристав.
Блюдников разложил перед собой бумаги, водил по ним карандашом. Сидели опять в его кабинете, наливались свежей порцией чая.
– Человечек мой сделал выписки из документов касательно интересующего вас лица, заодно просмотрел о других участниках. Значится, все было так…
В ноябре 1894 года в Отделении по охранению общественной безопасности и порядка в городе Москве были получены сведения, что в квартире № 6 дома Якуб, по Тишинскому переулку, занимаемой студентом Московского университета Алексеем Поволоцким, собираются подозрительные люди и некто Иван Распутин – рабочий, бывший ссыльный, который произносит крамольные речи.
– Вследствие сего за поименованными лицами с начала января 1895 года учреждено было последовательное наблюдение. – Блюдников внимательно на меня посмотрел, фиксируя, понял ли я серьезность проблемы.
Я сделал вид, что все осознаю, внемлю.
– В начале марта, – продолжил пристав, – означенное наблюдение было усилено, причем с этого времени, между прочим, обнаружены были особенно частые сношения Ивана Распутина с Алексеем Поволоцким, студентом Московского университета Степаном Демидовым-Кролевцом, которые посещали различные аптекарские магазины, где они, по-видимому, приобретали разного рода химикаты.
Вот же твари… Химикаты – это бомбы.
– Далее филеры доложили, – взгляд Блюдникова стал еще строже, – что Бахарев с Распутиным, встретившись на улице, отправились к Московско-Брестской дороге. После этого они пошли далее и, отойдя от полотна дороги шагов на триста, вошли на вал около одной из выкопанных в этом месте ям, тщательно осмотрелись вокруг и затем скрылись в яме. Через несколько минут послышался глухой взрыв, и над местом, где находились Бахарев и Распутин, показался белый дым. По итогам утреннего осмотра означенного места начальником Охранного отделения на дне указанной выше ямы оказалось овальное обожженное пространство около четырех аршин в длину и одного аршина в ширину, с небольшим отверстием в земле близ одного края обожженного пространства. При этом около этого пространства были найдены осколки стеклянной пробирки с бело-желтоватым порошком на дне.
Мы помолчали, каждый размышляя о своем.
– Евгений Александрович, вы же понимаете, что просите за бомбиста? – Я думал, что этим вопросом пристав меня доконает, но нет, он продолжил зачитывать: – Из числа добытых наблюдением данных, кроме вышеприведенных, следует отметить также, что на следующий день Распутин с Бахаревым отправились на вокзал Николаевской железной дороги, где в течение часа осматривали платформу приходящих поездов, обратив особое внимание на подъезд к императорским комнатам, на выход из этих комнат на платформу, а также на лесенку в конце последней, спускающуюся на полотно дороги.
Тут уже, не стесняясь, я выругался матом. Такое не простят. Распутину с Бахаревым уж точно.
– Винокурова же с ними не было?
– Не было, – покачал головой Блюдников. – Но на квартире у Поволоцкого он присутствовал, возмутительные речи вел. Об том тоже есть доклад в Охранном.
– В группе был агент? – прямо спросил я.
На это Блюдников только возвел глаза к потолку:
– Евгений Александрович, глубоко уважая вас, сделал, что мог. О большем не просите.
– Спасибо и на том. – Я встал, пожал руку. – Можете на меня рассчитывать и далее.
* * *
К Зубатову на Мясницкую поехал сразу, без раскачки. Просто побоялся, что если начну сомневаться, так и не решу вписаться. А Емельян уедет в Сибирь годков на двадцать. Все-таки, если вопрос касается императорской фамилии, власть будет действовать максимально жестко. Так что просить за Винокурова себе дороже. Умом я это понимал, но сердцем… Сердцем я был с пламенным студентом. Не в смысле одобрения бомбистов, а по пословице, что кто в молодости не был революционером, у того нет души, но кто в старости не стал консерватором, у того нет мозгов.
Чиновника по особым поручениям пришлось подождать, и это ожидание стало очень мучительным. Вытерпел, дождался идущего быстрым шагом по коридору Сергея Васильевича, бросился наперерез.
– Прошу всего пять минут. Не более!
– А я о вас был лучшего мнения, господин Баталов, – развел руками в удивлении Зубатов, увидев меня.
Глава 2
– Я хочу жить с тобой! Точнее, у тебя…
Вика густо покраснела, начала комкать платок в руках.
– В каком смысле со мной? – обалдел я.
Только вернулся на станцию, поднялся в рабочий кабинет, погруженный мыслями в историю с Винокуровым. Зубатов, большой фанат общения с революционерами (ну и перевербовки оных), согласился выслушать Емельяна, переговорить с ним приватно. Так сказать, вне рамок следствия. Стоило мне это совсем не пяти минут уговоров – час убалтывал Сергея Васильевича, рассказал про достижения парня на поприще фармацевтики, ну и приврал немного, не без этого. Выслушал кучу ответных упреков. Дескать, нельзя заигрывать с революционерами.
Тут я не выдержал и выдал историю о сборе денег, когда я прикованный к постели лежал. Спросил у чиновника по особым поручениям: стал бы он хлопотать за такого человека? В ответ получил, как ни странно, невнятные междометия. Неужели у этого краснобая аргументы кончились? Или это тоже часть игры?
И вот теперь в голове только одна мысль: как уговорить самого Винокурова не лезть в бутылку и покивать Зубатову во время разговора. Неужели это сложно? Совсем даже не обязательно соглашаться. Просто не посылать на три буквы. Решил, что попробую парню передать через родственников записку в тюрьму. Славка говорил, что знает его мать… Должны же к нему пускать на свидания?
– Ты меня слушаешь?
Вика продолжала стоять перед письменным столом, а я, невежа, даже не предложил ей сесть. Вскочил, подвинул стул.
– Слушаю, тут просто… сложная ситуация.
Я коротко рассказал про Винокурова. И это ненадолго отвлекло девушку от ее хотелок.
