своим умом. Методом проб и ошибок.
Очередь на «графиню» дошла через месяц. Дали на два часа. Совпало с лабораторной по химии. Начинаю читать — не идет! Как представлю — голова кружится. Да еще запах лаборатории! Теряю сознание. Так и не дочитал!
Богатое воображение, потом пригодилось в творчестве.
В институте знакомился с девушками нестандартно. Выбирал жертву. Месяц сверлил глазами. Когда высверливал насквозь, оставалась формальность. А ключевую фразу сплести талантливо — нет проблем!
После месяца артподготовки подхожу к мирно пасущейся в вестибюле студентке и давлюсь фразой: «Не хотите пойти на концерт органной музыки?!» (Староиндийское начало, ведет к победе в три хода!)
Бедняжка оглянулась по сторонам: «Вам кого?»
— Вас!
Судя по технике бега, у девушки был первый разряд.
Самое смешное: я сам в жизни не слушал органа, толком не представлял, как он выглядит! Но был уверен: незнакомка все отдаст за органную музыку! Идиот!
Психиатр поставит диагноз: неадекватное восприятие жизни формирует душевнобольного. Либо творческую личность.
Все шло по плану. От глупости через идиотизм к профессии писателя. Ситуации, в которые попадал сдуру, оставалось грамотно записать.
Фраза «А не пора ли на концерт органной музыки?» в институте стала крылатой. Она служила приглашением дамы в постель.
Если у метро слышалось жеребячье ржанье — не сомневайтесь: Соколов и Шпильфогель в институте. Оба с прекрасным чувством юмора и желанием жить со всеми подряд.
…Племенные жеребцы с мокрыми от смеха глазами стоят на лестнице.
— Сенька, сдохнуть можно!.. Тестируем девок на половую зрелость! Смотри!
В руках у «экспертов» спущенный воздушный шарик, напоминающий фаллос, которому уже все равно. Студенткам предлагалось потрогать опытный образец.
Чуя подвох, девицы отказывалась. После клятв, что не последует гадость, осторожно касались.
От хохота штукатурка сыпалась с потолка.
Одни робко тыкали пальчиком в шарик. Другие брали в руку целиком.
Угадайте с трех раз, кто девушка, а кто женщина…
Я на втором курсе института. Старшекурсники приглашают на встречу Нового года. Большая честь.
Взял с собой девушку. Я уже держал ее за руку. Настолько далеко зашли отношения.
Приехали компанией за город. Сели за стол. Из Таллина добрался Мадис Киви. С рюкзаком ликера «Вана Таллин».
Разлили в поллитровые алюминиевые кружки. Как выяснилось позже, на всю новогоднюю ночь.
Ликер я видел впервые. Как показать девушке, что рядом с ней настоящий мужчина? Под бой курантов выпиваю кружку ликера до дна.
Это произошло в двенадцать ночи тридцать первого декабря. Очнулся второго января утром. Ни девушки, никого рядом не было. Со мной была только головная боль.
Лет пять мутило от слов «Вана Таллин».
Глава 4. ОТРОЧЕСТВО
Семидесятые. Спортивный лагерь от института под Херсоном на море.
По ночам занимались мужским делом, воровали на огородах арбузы и дыни. В те годы из ружья еще убить не могли, но получить в зад собаку — запросто.
Однажды приволокли полный мешок дынь «колхозница». Пригласили в палатку на пиршество девушек. Вывалили добычу на землю. Оказалось, что это были незрелые тыковки.
Не воруйте на ощупь!
Девушки обиделись и ушли. Женщинам всегда плевать на процесс — подавай результат!
…Две незабываемые пловчихи. Длинные блондинки. Четыре роскошных груди на двоих.
Как дельфины, они плескались в воде, фыркали, плавали за горизонт и обратно. Иногда выбрасывались на берег. Молодые люди обступали серебристые тела, яростно шутили. Пловчихи чему-то улыбались, очевидно понимали человечий язык, но к дельфинам они были ближе.
…Самый вкусный в жизни обед.
Конец августа. Закрытие лагеря. Утром сказали: «В два часа прощальный обед, не нажритесь на завтраке».
Никто и не встал. Выспались.
Два часа дня — тишина.
В три сказали, есть проблемы с бараном для шашлыка. То ли баран отказался, то ли не сошлись с ним в цене.
В четыре на кухне заперлись, повесив объявление: «Овощи, хлеб и вино держим для шашлыка!»
Народ лежал пластом на песке. Казалось, где-то журчит горный ручей. В животах так урчало от голода.
В пять гонец принес весть: «Барана поймали!»
В шесть баран был зарезан!
Полвосьмого тушу доставили в лагерь.
На кухне зашкварчало, забулькало.
Ночь. Шипя, в воду падают звезды. Шепелявит прибой. Желудочный сок течет к морю. Торжественный звук трубы полдвенадцатого ночи возвестил: прощальный обед начался! При свете факелов вынесли шампуры шашлыка, истекавшего жиром и соком, тазы с салатами: огурчики, помидоры, лук, зелень. Ящики сухого вина. Мясистая черешня, ломти арбуза…
Минут десять лязг зубов и рычанье. А потом до утра веселая сытая ночь.
Когда готовите пищу, кроме специй, добавьте чуть-чуть ожидания.
Аппетит гарантирую!
1967 год. После институтских военных сборов добираемся на Север до Кандалакши. Там наш стройотряд.
Полярный день длится всю ночь. Между сопок висят оранжевый и белый шары. Солнце еще не ушло, а луна уже тут.
Мы приехали веселые, свежие. А бойцы мрачные, еле волокут ноги. Было отчего.
Десятичасовой рабочий день. Парни таскали носилки с жидким бетоном. Если бы не петушиность перед девчонками, руки бы точно поотрывались. Жилы звенели от напряжения. Многие со строек увезли варикоз. Вены не выдерживали, ноги оплетали узлы.
Утро наступало так. Из динамиков без четверти семь распевались «Битлы», а мы еще не знали, чья эта музыка.
В вагончиках спят мертвым сном.
«До построения десять минут!»
Храп.
«До построения, мать вашу, пять минут!»
С полок валились тела, полуодетые брели к рукомойникам, досыпая, плескали водой налицо, после топтались на поляне, думая, что построились в ряд. Эта клиника называлась «утреннее построение».
Мы решили поднять боевой дух товарищей.
Ночью разлили по рукомойникам разноцветную тушь.
Дальше утро — как описано выше. Плеснув тушью в лицо, ребята топтались на поляне, пальцами разлепляя глаза. Увидев вокруг разноцветные рожи, начали дико смеяться. Каждый был уверен, что перемазались все, кроме него.
Не убили нас потому, что не смогли рано утром догнать.
Мой первый комический гэг.
Семидесятые. Практика на заводе художественных красок.
Небольшие комнатки. Там перетирали краски вручную. Техника безопасности — каменный век.
Желтая комната. Желтая женщина с желтыми глазами и зубами. Она терла охру.
Синяя женщина. Синие глаза, такие же зубы. Ее звали Кобальт.
Красная женщина. Естественно, с красными волосами, глазами, зубами. Плакала красными слезами. Она терла кадмий…
Цвета на картинах я долго воспринимал как результат выдавливания на холст из тюбиков тех самых женщин.
Восьмидесятые. Служил в ДК Ленсовета. Зав.клубом молодежи Петроградский стороны.
Вечер, посвященный Дню Победы, в большом зале.
Режиссер поручил забрать в мастерской факел, зажечь и вставить в руку женщине-матери. По сценарию она с факелом идет через
