Вокруг меня нет никого, кому было бы до меня дело. И мне нет дела ни до кого.
Одиночество – это сад, где ничего не растет.
Поэтому мне никто не поможет.
Во мне взвивается дикий, смертельный страх.
Кажется, он отвлекся, и я кричу во все горло, но из гостиной слышны только громкая музыка и смех.
Он резко бьет меня кулаком в живот и наваливается всей тушей. Я пытаюсь восстановить дыхание, и в нос ударяет мерзкий запах его одеколона.
Мне больно, мне тошно, мне паршиво.
Это длится чудовищно долго.
Закусив губы, я не издаю ни звука, только слезы ручьями текут по моему лицу.
Глава 7
Дискомфорт. Тревога. Смятение.
Я живу в состоянии распоротых реальностью снов – они смешались и умерли, оставив меня одну в кромешной тьме.
Я разваливаюсь. Мне одиноко.
Мне больно, мне стыдно и паршиво.
Это продолжается уже неделю. Я не могу нормально есть, я больше не могу спать – отключиться не получается.
Я подолгу сижу в ванне, сижу до тех пор, пока кожа на кончиках пальцев не начинает белеть, морщиниться и отслаиваться. Мацерация. Я разлагаюсь заживо.
Я так похожа на мамочку.
Мое никчемное маленькое недоразвитое тело не смогло долго сопротивляться и просто сдалось.
Я не могу видеть свое тупое детское лицо.
«Я разбила в ванной зеркало…» – мои пальцы порхают над клавиатурой. Что я делаю? Собралась устроить исповедь для своих подписчиков? Или я надеюсь, что этот пост попадется на глаза тому гаду, и он раскается?
Быстро нажимаю на Backspace, и текст по букве исчезает с экрана.
В тот вечер я добралась домой на такси, и два часа, не шевелясь, сидела в ванне.
А ночью мне захотелось содрать с себя покрытую синяками кожу, освободиться от сломанного тела, улететь туда, где легче. Где теперь моя мать.
Которая не должна была отпускать свою дочь в подобные компании. Которая должна была интересоваться ее жизнью. Которая была обязана очнуться, а не умереть.
Следующим утром отец, на ходу давясь кофе, метался по гостиной в поисках ключей от машины и что-то орал в телефон.
– Па… – тихо позвала я, – мне нужен шокер. Пожалуйста.
Я хотела ему все рассказать. Хотела, чтобы меня отвели к следователю, к доктору, к понимающим психологам. Я бы не стала ничего скрывать.
– Даш, ты же знаешь, где лежат деньги! – огрызнулся он, на секунду смерив меня взглядом опухших похмельных глаз, и выскочил за дверь.
Рассказать не получилось…
Уже неделю мой разум задыхается в поиске выхода и не находит его.
Ничего страшного не произошло. Просто оказалось, что романтичные книжки, захламившие все полки в моей комнате, врали. Их истории не сбываются для брошенных и никчемных. Они – всего лишь выдумка.
И тут меня пронзает оглушающее озарение.
Никто, кроме меня и его, не знает, что произошло в той комнате на самом деле. Я никому никогда об этом не расскажу, а он и так уже обо всем забыл. Значит, ничего и не было.
Снова заношу пальцы над «клавой»:
«…Я встретила его на вечеринке. Это был ни к чему не обязывающий секс. Мы молоды, красивы и свободны. Почему бы и нет?..»
Картинка целующихся людей, легкая музыка, сто лайков за несколько секунд.
Все было именно так. Блондинка не врет. Верьте ей.
Глава 8
В школе я заливаю Оле и Марте, что мы с этим прекрасным принцем летали в облаках, что он очень просил меня остаться с ним, но я не размениваюсь по мелочам…
Теперь во взглядах девочек я вижу уважение, и оно не напускное. Во всем нужно искать свои плюсы. Во всем. Уж мне ли не знать.
– Дарин? – Марта трогает мою руку. – Ты с нами?
– Что? – Меня снова вбрасывает за грязный столик школьной столовки, где мы с девочками пьем сок.
– Да просто ты в одну точку уставилась, и сидела так минут десять… – растерянно говорит Марта.
– Ах, да. Задумалась, – мямлю я и ставлю на немытый пластиковый поднос свой наполненный томатным соком стакан.
– Так вот, Ленка совсем страх потеряла! – возмущается Ольга. – Она продолжает пялиться на Стаса. Нужно что-то делать, как вы считаете?
– Я даже знаю, что… – тихо говорю я, но девочки разглядывают меня так, словно я – мерзкое дерьмо. Неужели они обо всем догадались?
Невозможно. Это паранойя.
* * *
Увязнув каблуками в апрельской грязи, мы с Мартой и Олей стоим стеной над поверженной Леной, и мою грудь раздирает от ликования.
Нас окружают старые гаражи и кусты вербы, а еще – горы мусора и шлейф дорогих духов, смешанный с едким звериным запахом пота.
Мои руки налились приятной усталостью, но ноготь мизинца на правой руке саднит – сломала его, когда на бешеном адреналине зарядила Ленке в нос, а потом – в челюсть.
Она всегда не в меру выпендривалась, но в последнее время обнаглела вкрай.
Одного эта идиотка Ленка не учла – ей никогда не стать лучше нас.
Она такая правильная, ее мамочка так о ней заботится, не позволяет посещать сомнительные компании…
Я снова сжимаю кулаки. Пусть ростом и формами я не дотягиваю ни до подруг, ни до Ленки – это неважно.
Ведь это именно меня папа каждое утро привозит в школу на Porsche Panamera, это на мою страницу подписаны все в этом городе, это я каждое лето отдыхаю в Европе, это я живу в трехэтажном коттедже в элитном пригородном поселке.
Я по праву стою сейчас рядом с самыми роскошными девчонками школы и смотрю, как Ленка копошится внизу, осторожно садится, зажимает нос, пытается вычистить из волос грязь и засохшие листья.
Да, когда-то мы были лучшими подругами, но все имеет свойство меняться…
Она смотрит на меня снизу вверх, но в ее взгляде читаются сочувствие и готовность терпеть до последнего в надежде на то, что я остановлюсь.
Ты ни черта обо мне не знаешь.
Мои глаза застилает красная пелена ярости, я отвожу ногу и чудовищным ударом снова опрокидываю Ленку в грязь.
Глухой удар в живот, ощущение мягкости и беспомощности живой плоти… Беспомощности.
На секунду у меня подкашиваются колени.
– Она свое получила, – решив положить конец экзекуции, констатирует Ольга, но голос ее отчего-то дрожит. – За мной, леди!
