каком, — пояснил он.
— Ага, — ответила я и запустила руки в задние карманы его брюк.
— Нежнее, — вздрогнул он. Не знаю наиграно или нет.
— Пусто.
— Ну, значит в передних карманах, посмотри.
Деваться было некуда. Я проделала с передними карманами тот же финт.
— Пусто, — повторилась я.
— А, да! — вспомнил он. — Я же совсем забыл. Ключи в бардачке лежат, принеси, пожалуйста.
Я сердито глянула ему в глаза, он их резко отвел, старательно скрывая улыбку.
— Придурок, — пробубнила я и помчала шарить в бардачке.
Он был прав. Дом внутри оказался значительно более привлекательным, чем снаружи. Мы попали в большую комнату, совмещенную с кухонкой. Также имелись две комнатки без дверей и санузел с душевой и печь. На кухне стоял стол, к нему были приставлены четыре стула. После стола, около стены, накрытый плотной пленкой располагался диван, напротив него печь. После печи — душевая
— Ее нужно растапливать, да? — спросила я, глядя на побеленное кирпичное сооружение посреди комнаты и на пар, выходящий изо рта.
— Да. — ответил Игнат. — Газ никак довести до нас не могут, надеюсь, по весне подцепят.
— Вода есть, а газа нет?
Он пожал плечами, скосив уголок рта.
— Разбери пакеты пока я за дровами схожу. Дом прогреть надо и снег бы убрать еще, только понятия не имею, была ли здесь подходящая лопата, — принялся он рассуждать, почесывая себя по вздыбившимся волосам.
Я начала хозяйничать. Открыв один из шкафчиков, я нашла пакет с пакетами и велела ему надеть их на ноги, как он вернется с улицы, сама проделала то же самое.
Воздух в доме был холодным. Пока мой родствиничек растапливал печь, я взялась за приборку. От ведра с теплой водой в потолок поднимался пар. Руки вне этого ведра быстро замерзали.
Вскоре стало чуть теплее, но не настолько, чтобы скинуть с себя зимние одеяния.
— Надо краны проверит, — сказал Игнат чуть ли не обнимая печь.
— Так, я же воду набрала и горячую и холодною, — отчиталась я.
Он удивился.
— И как так? Они не замерзли?
— Ну, я их открыла, включила, они пошипели, пошла вода грязноватая, а потом ничего так. Попарило немного, ну это и понятно.
Он задумался. Мне вдруг стало интересно, что творится за окном.
— Нас там не завалило? — спросила я.
— Есть немного, лопату я так и не нашел, — он вскочил с места. — Ты родителям отзвонилась?
— Да когда хоть?!
Игнат качнул головой и принялся звонить.
— Да, привет, — сказал он, когда ему ответил знакомый голос. — Да, приехали, все хорошо…. Ну, так, терпимо…. Да, конечно…. Скажи папе, чтобы лопату по снегу захватил, а то боюсь подзасыпет нас, я лопату здесь не нашел…. Ага….Да, передам….Пока-пока.
— Что говорит? — сходу поинтересовалась я.
— Извиняется за твой скверный характер.
— Да когда я успела то опять? — возразила я, вколотив руки в боки.
— Вот сейчас, — ответил он и изобразил безэмоциональное выражение лица, будто у него оно не всегда такое. После подошел к окошку. — Жуть, ты только посмотри.
— Что там?
— Подойди и посмотри.
Я подошла и гянула в окно.
Он вдруг оказался за спиной и, положив руку мне на талию, тоже влип взглядом в непроглядную белую стену. Я было хотела отчитать его, но посчитала, что ничего в этом такого нет, поскольку на мне была куртка.
— Пойду-ка я принесу еще дров и побольше, а то кто знает, заметет еще так, что не выйти потом.
— Ты хоть не пугай, — как-то не специально выкрикнула я и одернулась.
— Ты чего?
— Да ничего, иди за дровами.
На третьей охапке в доме стало уже заметно теплее. Расхаживать в куртке не было никакой мочи. Пол просох. Игнат натаскал дров столько, будто перетащил в дом всю поленницу.
Я занялась приготовлением ужина. Ну, как приготовлением, так бутерброды и чаек — это не все, что я умела, но почему-то я решила ради него не стараться, будто сама себя в чем-то убеждала.
Игнат сел за стол.
— Я смотрю, ты расстаралась.
— Не нравится — не ешь, — огрызнулась я.
— Да нравится мне, нравится, но, — сказал он и, вскочив, схватился за одну из привезенных бутылок.
— Так, — прикрикнула я и чуть приподнялась.
— Твоя мама разрешила, — поспешил он меня успокоить.
— Ага, ври больше.
— Я лгать не обучен, — протараторил он. — Приказано было согреться любыми способами. Она сказала, что они с отцом подкупят потом еще.
— Только по чуть-чуть, — подчинилась я.
— Конечно, мне только пьяной тебя здесь и не хватало.
Я тяжело вздохнула.
— Так хорошо начал и опять все испортил.
— Что испортил? — спросил он и хитро скосил улыбку.
На втором стакане вина, что мы обещались распробовать по чуть-чуть, Игнатуша врубил режим старосты.
— Ты ведь не забыла, что сессия у тебя еще не закрыта.
— Да помню я, помню, не начинай.
— Ты каждый семестр помнишь, — пожурил он меня, — и каждый раз закрываешься одной из последних.
— Я просто растягиваю удовольствие.
— Мазахистка что ли? — спросил он, и лицо его с подвыпивших глаз стало таким по-детски удивленным, что я не удержавшись, рассмеялась.
— Милота какая, — выпалила я.
— Считаешь меня милым?
Тут я почуяла, что начинаю встревать. В голове пронесся добрый десяток язвительных язв. Так и не сумев выбрать самую колкую, я лишь махнула на него рукой и сунула в рот бутерброд чуть ли не целиком, лишь бы ничего не отвечать. Тут уже он заржал так конь, точно как конь. Вот прям таки стопроцентное сходство.
Отсмеяв положенное он снова принял серьезное выражение лица.
— Ты хоть помнишь по каким предметам у тебя залеты?
— Тьфу на тебя, — испугалась я. — сам ты залет, у меня от таких слов сейчас схватки начнутся и грудь отвиснет.
— Ничего себе какие подробности, — усмехнулся он.
— Ой, иди лесом.
— Не, там холодно и снега много.
— Придурок.
— Язва.
Он подкинул в печь еще дров. А я отправилась в холодную душевую. Подогретые вином нехорошие мысли принялись отплясывать в моей голове причудливые танцы. Кожа вдруг стала такой чувствительной, что я отчетливо ощущала удар каждой капли.
Непроизвольно рука скользнула по груди, опустилась к содрогающемуся животу, после к бедрам.
— Да твою же мать, — выкрикнула я и сама себя испугалась.
Тут же послышался стук в дверь.
— Ты в порядке? — спросил Игнат.
От его голоса мне стало еще дурнее. Ноги подкосились. Грудь налилась так, что от каждой падающей на нее капли мой рассудок отступал.
— Эй, ты там, все хорошо? — будучи на том же месте, повторил он.
— Заткнись! — вырвалось у меня и я, пытаясь удержать себя в себе, присела, свернувшись дикобразом.
Судя по всему, он подчинился, поскольку
