Ознакомительная версия. Доступно 6 страниц из 30
же — из-за чужой жены
Лишиться повышения по службе
(Случается такое иногда,
Хоть плохо это вовсе не всегда),
Запоем ту беду усугубить.
Вот то по-нашему — орать до глаукомы,
Лицо в сердцах кому-нибудь набить
И кочевать полгода по знакомым,
Пропиться до последнего рубля
И жизнь свою опять начать с нуля.
Вчера ещё от чувства без ума
Женился, а сегодня — бес попутал,
Пообносилась вязи бахрома,
И узы счастья превратились в путы.
В дом возвращаться, что идти в острог,
Где волочить пожизненный свой срок.
Такой вот демонстрируют нам взгляд
На мир мужчины со времён античных.
Что женщины об этом говорят?
— Особый взгляд? Да нет, вполне обычный.
Что до безумств мужчин — самообман,
Заменой счастья им простой диван.
Полжизни проваляться на боку.
Любить? — одни слова… Свобода воли? —
Жизнь чью-то перемелет муж в муку,
Тогда как сам ни с чем пирог, не боле.
О чувствах если говорить всерьёз,
Особый взгляд — когда под паровоз,
Порывом страсти жизнь перечеркнуть…
Не приведи Господь тому случиться,
Чтоб от любви сгорев, когда-нибудь
Как Анне незабвенной отличиться.
Не будем зря на классика пенять —
Мужчинам взгляд особый не понять…
Нет горче женщины на свете
(Ветхий Завет. Екклесиаст, Гл. 7)
Нет горче женщины на свете,
Ей в горечи уступит смерть.
Мужчин любовью безответной
В силки затянет и в тенета.
Она сама по жизни сеть.
Оковы — руки женщин, ноги.
Склонённый у её колен
Притянут будет. Перед Богом
Лишь доброму не знать острога,
А грешный попадёт к ней в плен.
Я верности искал причину.
И обыщи весь белый свет —
Найдётся в мире без личины
На тысячу один мужчина,
А женщины и вовсе нет.
О нашей жизни
Лет детских мозаика
Детство разбилось. Упавшего зеркала
Части отдельные носим в груди.
Всё, что с годами ещё не померкло в нём,
Гранями ранит, саднит.
Юность, желаньями детство разбившую
Радости из ничего просто так,
Мы раздарили букетами пышными
Праздных беспечных гуляк.
Взрослая скаредность, в кучу собравшая
Зёрна и плевелы лет прожитых,
Носит монетами в складках бумажника
Отблески дней золотых.
Смотримся в них мы, как в зеркала зального
Битого временем тёмный проём,
И по осколкам лет детских мозаики
Всё про себя узнаём.
Житейские мелочи
Как много внимания мы придаём мелочам,
От главного нас уводящих, с дороги сбивающих.
О том, что нас мучает, спать не даёт по ночам,
Мы пишем романы, поэмы, словами играючи.
Весна, пробуждение — это вам не пустяки.
А летом жарища от страсти всё испепеляющей.
Сентябрь, бабье лето, прощания, птиц косяки,
От душ чьих-то стылых и зимних ветров улетающих.
А дальше позёмка, сугробы нам ставят заслон.
Приехали, словом, и дальше нам двигаться незачем.
Сбылось, не сбылось, было или быльём поросло —
По счёту большому, всего лишь житейские мелочи.
Кто за проживание выставить сможет нам счёт?
И где прейскурант, обойдутся во сколько утехи нам?
Ведь главное то, что за старым придёт новый год,
И мы на погост из гостиницы жизни не съехали.
А значит, опять нам рассветы встречать не слабо,
Канючить и требовать, злиться, мечтать, привередничать,
В стотысячный раз рифмовать нам про кровь и любовь,
А это уже для живущего вовсе не мелочи.
Жить на авось. Зашибись!
Отдохнула страна от войны,
Новостроек леса поднялись.
Те, кто страстью к наживе сильны,
За квадратные метры дрались,
Вспоминали по случаю мать
И по граблям ходить зареклись.
Как все жили — ни в сказке сказать,
Ни пером описать. Зашибись!
Полагаясь во всём на авось,
Власть народу дозволила красть.
Так и жили бы все вкривь и вкось,
Кабы не забугорная мразь.
Положила завистливый глаз
На страну, где живут натощак,
Где мздоимцам любым фору даст
Даже самый последний бедняк,
Что в своей необъятной стране
Как собака на сене живёт,
Своей миской доволен вполне -
Сам не ест и другим не даёт…
Те, кто гадил нам сотни веков,
Разложили костры по углам,
Чтобы мерзкая роза ветров
Благодатный наш дом подожгла.
Видя отблеск пожаров в окне,
Приутихли свои упыри.
Чем страшнее угроза извне,
Тем сплочённее люди внутри.
Слава Богу, кому всех собрать
На бескрайних раздольях нашлось,
Чтобы недруги из-за бугра
Не мешали нам жить на авось.
Ангел, мятущийся в тесном пространстве
Ангел, мятущийся в тесном пространстве
Где узаконена спесь,
Где перечёркнута честь
Линией непостоянства —
Не позволяет упрямство
Крылья сложить на насест.
Ангел, распятый на жердях созвездий,
Мнишь ты с креста соскользнуть?
Многострадальную грудь
Сжатую болью и резью
Тягой житейской к возмездью
Освободить как-нибудь?
Ты за свободу откупишься ложью,
Сбросивши святости плен.
Ждёшь ты каких перемен,
Ангел, меняющий кожу?
Что обратишь ты к подножью,
Что обретёшь ты взамен?
Ангел, с рождения чуждый неверью,
Призванье своё не забыл?
От сонма докучливых рыл
Скрытый железною дверью,
Смирись, прихорашивай перья
Двух неотъемлемых крыл.
1972
Кому бы в морду дать за эти слёзы
Вся жизнь — цепочка маленьких побед
И череда досадных поражений.
А лучшие порывы юных лет —
Не более чем свыше одолженье.
Всё суета — сказал Екклесиаст,
Недостижимо вечное блаженство,
Покой и воля — это не про нас,
И человек далёк от совершенства.
В сравненье с вечностью совсем дитя,
Как Пушкин говорил — ещё младенек,
Ломает колыбель свою шутя.
Что будет, когда встанет с четверенек?
На всю вселенную поднимет крик
И о себе — Я есмь — заявит гордо,
Но с помыслом одним, как Мендель Крик
У Бабеля страдал — кому б дать в морду…
Создатель что-то там недоглядел,
Замешивая нас по локоть в глине,
Когда не смог он положить предел
Тщеславью, самомненью и гордыне,
Что расцвели внутри людей взамен
Обещанной им всем свободы воли,
Чертополох на ниве перемен,
А зёрна доброты — обсевки в поле.
Три ипостаси мерзости живут
И обещают жить, похоже, вечно,
Пока до основанья не сожгут
Всё, что в природе нашей человечно.
Не тварь дрожащая, а человек
Топор, тушуясь, прячет под дублёнку…
Невинная сползает из-под век,
Как мера правоты, слеза ребёнка…
А мы, едва взобравшись на бугор,
Уже готовы рвать любые дали.
Дай нам возможность выйти на простор,
То где б тогда нас только ни видали!
Везде б звучал истошный наш клаксон
И даже там, куда нас
Ознакомительная версия. Доступно 6 страниц из 30
