кроссовки. Вытащила темно-зелёную дубленку. Встала у зеркала и увидела себя в полный рост. Застегнула пуговицы, завязала ремень. Расчесала волосы. Достала из сумки красную помаду и намазала губы. Заодно проверила стрелки у глаз.
Девчонка смотрела на меня, как на умалишенную.
— Что? А как же боевой раскрас? Ты готова? — она пожала плечами. — Не бойся. Со мной тебе нечего бояться.
Мы вышли с ней через чёрный ход. Я взяла её за руку. Дальше двух метров ничего нельзя разглядеть. Всё в дыму. Хорошо, что снегопад прекратился. Но выстрелы и взрывы всё ещё остались на улицах. Вокруг слышно, как у многих машин сработала сигнализация. Они доносились из дворов-колодцев, словно из труб. Нам нужно было бежать в такой же двор, но двигались мы на ощупь. Что самое страшное, так это то, что путь лежал через улицу, где основные силы восстания. Это был знаменитый переулок колонн.
Из своего закутка мы быстро оказались в нужном месте. Почерневшие и облупленные колоны стояли в ряд с двух сторон узкого переулка. Брусчатка под ногами была в некоторых местах размолота в гравий. Витрины и окна разбиты. Мебель выброшена наружу. Кто-то изредка пробегал мимо, словно призрак.
Я подняла голову. Посмотрела на небо. Я искала луну, но нашла лишь её тусклый белый свет, который стушевал дым. Но перед одним только моим взглядом вся чернота стала рассеиваться и скручиваться. И перед нашим взором уже предстала полная луна, которая крутилась, словно винил в проигрывателе.
Пока я смотрела наверх, нас заметил патруль из двух человек и сделал предупредительный выстрел. Я побежала, потянув девочку за собой. Полицейские устремились за нами. Они уже догоняли. Девчонка не могла бежать быстрее. Мы повернули в тёмную арку, и я резко остановилась. Преследователи последовали за нами и встали прямо передо мной. Два человека в полном обмундировании и защите, с автоматами на перевес, глядели на нас. Девочка замерла. Я чувствовала, как она трясётся.
— Они сюда забежали? — спросил один другого.
— Нет, братан, в следующий, ты перепутал. Пошли быстрее, там тупик, они не выберутся.
И они ушли в соседний закуток, а мы пошли дальше. Девочка ничего не говорила, она задумчиво смотрела себе под ноги. В дворах было не так дымно, но от каждого выстрела с крыши глухо падал снег. Моя машина оказалась в тоненькой поволоке пепла. Я быстро её почистила. Какой-то мужчина всё это время смотрел на меня из окна и курил сигарету. Наверное, думал, что я одна из протестующих. Хотел, небось, увидеть что-то интересное. «Что, телевизора нет?»
Девчонку я отвезла домой и довела до квартиры, убедившись, что родители дома. Нам открыла дверь её мама. Милая и на вид хрупкая женщина, которая совала мне помятые купюры. Я отказалась, конечно. Ни у кого из нас уже не было денег.
II
Когда приехала к себе во двор, я будто попала в другой город. Ни взрывов, ни выстрелов, ни обгорелых зданий, ни дыма. Чистое небо. Звёзды. Луну ничего не закрывало. Она ярко светила и кружилась лишь только для меня. Там, в центре, ты практически не видишь снега. А здесь высокие сугробы, от которых на улице светлее.
Тихо и спокойно. Я оставила машину чуть поодаль от дома. И шла по пустому двору, кружась, слушая музыку в наушниках. Не знаю, почему у меня был такой настрой. Может потому, что я что-то сделала во всей этой ситуации. Не осталась в стороне. Помогла хоть одной, а может и не только ей.
Местами горел свет в окнах. Снег аккуратно лежал на подоконниках, на ветвях деревьев. Ни шороха, ни стука, ничто не скидывало его. Я шла вдоль подъездов. У каждого тепло горел желтый фонарь.
Рядом с моим крыльцом стояла рябина. Снег шапками лежал на гроздьях. Вдруг позади себя я услышала голос:
— Тина…
Но он прозвучал не столько за спиной, сколько у меня в голове, он был так отчётлив, несмотря на музыку, и исходил, словно из трубы. Я сняла один наушник и повернулась. Передо мной стояла моя мама.
Она очень красивая и вечно молодая женщина. Стояла в полуголом виде. Мантия, которая не обладала никаким цветом, веяла вокруг неё, закрывая интимные части тела. Чёрные волосы лежали на белых плечах. Тёмные зрачки ночи смотрели тебе прямо в душу. Она парила в воздухе. Её голые ступни почти касались земли. Сама она не просто стояла, а скорее восседала на куске ткани. Мы находились с ней прямо у подъезда. Её зовут Никта. Она богиня ночи.
— Дочь моя, я смотрю, ты очень весела в такой горький день.
— Нет… не сказать… просто я, наверное, не пала духом.
— Это приятно от тебя слышать.
— Ты хочешь со мной поговорить?
— Ну, во-первых, я захотела тебя увидеть. Я волнуюсь.
— А во-вторых? Вы, боги, приходите только тогда, когда это нужно вам.
— Что за манера дурацкая — делать из меня мегеру? Я богиня, а не ведьма. Как ты себя чувствуешь? Как твоё положение?
— Ты меня начинаешь пугать своей чуткостью. — усмехнулась я. — Где же мой любимый надменный тон?
— Не без него, моя дорогая. Но я всё же тоже мать. У меня есть дети. Ты поговорила с ним?
— Да, поговорила…
— И?
Я развела руками.
— Видимо, мне одной растить ребёнка.
— Видимо? — разозлилась она. — Ох, Тина, не буду скрывать, что я крайне разочарована тобой.
— Ма, оно и к лучшему. Сейчас мне хорошо. От меня ушло мое чувство одиночества, когда я узнала о беременности. Мне больше никто не нужен.
— И все же, я смотрю, тебе было очень сложно обратиться к брату. Ты слишком гордая!
— Вся в тебя, наверное.
— Не забывайся, Тина.
— Ма, ой да… это бесполезно с тобой разговаривать…
Я повернулась и открыла дверь.
— Что бесполезно? Не смей поворачиваться ко мне спиной!
— Бесполезно кого-то заставить любить себя, вот что! — я захлопнула дверь и поднялась к себе на этаж по лестничной площадке.
Вошла к себе домой. По стене гуляли зловещие тени от ветвей деревьев. Побыстрее захотелось включить свет. Я жила в однокомнатной квартире. Мебели у меня практически не было. В комнате стояла длинная вешалка со всей моей одеждой. Рядом туалетный столик с зеркалом. В углу ёлка, украшенная искусственными цветами. Спала я просто на матрасе. На нем лежал мой ноутбук. Перед постелью стоял небольшой белый столик с телевизором.
Я скинула с ног кроссовки. Сняла дублёнку. Я не любила после работы включать свет. Всегда хотелось уюта в доме. Я зажгла
