за спину. – Там, – кивнула на третью дверь, – те же Махсудовы. Мои родичи так и не развелись – я им памятник поставлю, когда вырасту. У Махсудовых тоже все нормально. Рахимке был год, когда вы уехали, теперь семь, учится во дворе матом разговаривать. Слушай, мне жаль, что твоя бабушка умерла…
– Мне тоже, – кивнул я. – Что поделаешь, каждому свой срок. Ладно, Алиса, забегай, когда уроки сделаешь. Родители будут рады, да и Светка на стену лезет, утешь ее.
– Хорошо, забегу. Далеко собрался-то?
– Да так, налетела грусть…
– Ну что ж, пойди, пройдись. – Девчонка усмехнулась. Помялась и добавила: – Шериф.
– Увидимся! – крикнул я.
– Да уж, надеюсь…
Игнорируя лифт, я спускался по лестнице и размышлял о превратностях судьбы и человеческих погонял. Что за долбанутая фамилия досталась! Немцев в родне не помню, если были, то давно. А в школе и по жизни как без клички? Обычно извращали фамилию, а как мою еще извратишь? Шифер? За это, извините, можно и по морде… Так что звали Шерифом. Так же называли в институте, в армии. Жить особо не мешало, и стыдно признаться – где-то в глубине души мне нравилась моя погремуха…
Я вышел на улицу, сунул в зубы сигарету. Надеюсь, прилично выглядел. С зарплаты в НИИ купил на барахолке короткую куртку из мягкой замши – был доволен, еще не затаскал. Добыть фирменные штаны в Союзе стало не проблемой (дело лишь в деньгах), подходящую обувку – тоже. Никто не бросился отнимать сигареты, требовать попрыгать – на предмет наличия мелочи в карманах. Да и вырос я из той возрастной категории, чтобы перед кем-то прыгать. Погода стояла так себе, остатки снега таяли неохотно. С хоккейной коробки кто-то таращился, но я особо не заострял внимания. Медленно прошел вдоль дома, поздоровался с пожилой соседкой из второго подъезда, свернул за угол. Через несколько минут, пройдя пустырь, я двинулся между ржавыми гаражами. Все вертикальные плоскости были исписаны мелом и даже краской. В моду входил специфический вид живописи – граффити, но то, что было намалевано на гаражах, к искусству не относилось. Но свежие новости здесь сообщались, а также давались характеристики отдельным жильцам микрорайона. Я открыл ключом гараж, раздвинул проржавевшие створки. Волнительно как-то стало. Стащил чехол, полюбовался. Колеса папиной машины, конечно, спустили за шесть лет, но в остальном все было в норме – во всяком случае, визуально. «ВАЗ-2106», темно-синий, почти фиолетовый, с переливами, производства, дай бог памяти, 81 года. Отец поездил-то на нем года полтора. В Уфу перегонять не стали, законсервировали, – видимо, чувствовал отец приближение болезни. Странно, гараж не вскрывали, машину не трогали – и заслуга в этом кого угодно, но не местного отделения милиции. Сухо стало в горле. «Катайся, сынок, – скрепя сердце разрешил отец. – Мне уже не судьба. Права у тебя есть, машину надо заново оформить. Следи за ней, ухаживай, и она тебя не подведет». Зачарованный, я ходил вокруг «жигуленка», погладил крыло. Тачка была отличная. «Шестерки» производили с 76-го, разработчики вложили в машину все лучшее, что было прежде, а недостатки постарались убрать. Неплохим был салон, внешний вид. 80 лошадиных сил, полтора кубика объем движка, разгон до 150 километров в час… Я уже влюбился в этот автомобиль, обошел несколько раз, нацепил клеммы, сел за руль. Помолившись, вставил ключ в замок зажигания, повернул. Что-то тренькнуло, захрипело – и машина завелась! Видимо, оставался в баке бензин. Тарахтело равномерно, без перебоев. Двигаться с места я не рискнул, куда на таких колесах? Заглушил мотор, стал копаться в багажнике, отыскал ручной насос. Колеса накачивал на глазок, без прибора. Шины не спускали. Ай, молодчина… Я снова сел за руль с замиранием сердца, поставил передачу, отпустил сцепление. Последнее барахлило, но машина дернулась, прошла метр. Я надавил на тормоз, сдал назад в гараж. Страшновато как-то стало. Хватит, покатался. Машину следовало показать специалисту. Я запер гараж, заспешил домой, чтобы поделиться с отцом хорошей новостью.
Я подошел к подъезду, потянулся к двери, когда за спиной прозвучал с явной угрозой голос:
– Стоять. Че, мареха, побазарим? Ты чей будешь?
Я вздохнул и повернулся. Других вариантов не осталось, через это следовало пройти. По дорожке вдоль дома шли трое – молодые, в хорошей физической форме, с каменными лицами. Одеты в короткие куртки из кожзама, мятые «бананы». На головах «фердинандки», они же «вальтовки» – шерстяные шапочки с козырьком и помпоном. В некотором роде униформа. Я сошел с крыльца, стал ждать, делая не очень сложное лицо. В принципе я мог им противостоять. Или нет. Дело случая и везения – а также подготовки этих уличных авторитетных ребят. Они подходили, не меняясь в лицах, взирали исподлобья. И вдруг, когда до них осталось метра три, возглавляющий шествие здоровяк заржал, стал хлопать себя по коленям.
– Не узнал, в натуре, не узнал! Шериф, ты ослеп, чертяка! – Он чуть не пустился в пляс от радости, а потом заключил меня в суровые мужские объятия, стал хлопать по спине.
– Уйгур, ты, что ли? – Я оторопел, отстранился, всмотрелся. Ба! Лучшего школьного друга Рената Шамсутдинова вообще не узнать! За одной партой сидели, худой был, неприметный. И вдруг разросся, заматерел. Поблескивали глазки с разрезом – единственная примета, по которой его можно было узнать. Старый кореш лучезарно улыбался – от уха до уха, обнажились вполне добротные зубы. Почему Уйгур? Да хрен его знает, уже и не вспомнить. Так повелось с незапамятных времен. Не русский, не китаец, да, собственно, и татарин-то только наполовину, по папе. До меня дошло, я взвыл от избытка чувств, стал его трясти, хлопать по спине. Расслабились сопровождавшие лица, и физиономии стали вполне приветливыми.
– Ну, все, все, хватит обниматься, мы же не бабы, – проворчал Уйгур, отступая. Обозрел меня с ног до головы, – Ай, хорош… Армейку же прошел? Знаю, знаю… Смотрите, чуваки, какой орел – клейма ставить негде. Друган мой лучший. Правда, что-то мы с тобой, братишка, в последнее время даже не переписывались… Ладно, бывает.
– Думал, ты свалил из Казани, – признался я. – Ты ведь тоже служил – только раньше ушел и раньше вернулся?
– Да, неинтересно, – отмахнулся Уйгур. – Караульная рота, Верхняя Пышма под Свердловском. Только и удовольствий – в спортзале качаться да в самоходы бегать. А пацаны вчера засекли нездоровую активность у твоего подъезда, переезжал кто-то. Тишком так, по темноте – и кто, думаем, мышкует? На Шерифа, говорят, похож, да я не поверил, ты вроде окончательно в Уфе прописался. Насовсем к нам, или как?
– Как пойдет. – Я пожал плечами. – У
