эта гонка продлится более четырех часов… лучше бы я пошел в стройбат.
Откуда взялись строения посреди степи мы не поняли, но машина лихо затормозила уже в гараже. Без церемоний, вытряхнув всех из салона, майор, через внутреннюю дверь, провел нас в какую-то комнату, где нам велели раздеться и отправили в душ, со строгим приказом экономить воду и не сильно размываться. Из душа мы вышли в предбанник, в котором бравый прапорщик выдал нам новую форму. В нее, кроме белья, входили: песочного цвета х/б, достаточно удобные ботинки на высокой шнуровке, широкополая армейская панама, тонкие белые перчатки и огромные темные очки, завершал комплект крем для защиты от ультрафиолетового излучения. После чего мы переоделись и отправились в казарму.
К моему изумлению, казарма состояла из комнат, на пять человек. В нашей комнате уже располагались двое ребят, которые радостно нас приветствовали. Первые два дня мы ничего не делали. Только отдыхали и ходили в столовую. Кормили хорошо, но этот гематоген… Его давали трижды в день, есть я это не мог, выкидывать было жалко, поэтому, пока, складывал в тумбочку.
Наконец нас вызвали на строевой смотр. Проводили его в сумерках, а когда совсем стемнело, включили прожектора. Мы стояли на вытяжку и ждали, что же нам скажут отцы-командиры. Первым вперед вышел наш майор.
– Товарищи бойцы! Через две недели вы примете присягу, и, как полноправные члены большой армейской семьи, будете выполнять свой священный долг по защите рубежей нашей Родины! Сейчас, с вами будет говорить командир нашей части, подполковник Величко!
Майор отступил в сторону, освобождая место для дородного мужчины с раскрасневшимся лицом. Он был крепок и коренаст, планочек у него было заметно меньше чем у майора, зато огромная фуражка, в простонародье – «аэродром», гордо взлетала тульей вверх, как нос авианосца. Голос у него оказался на диво негромкий и мягкий, но при этом, его отчетливо слышали все.
– Товарищи бойцы! Сегодня вы впервые стоите на плацу нашей замечательной части! Вы попали в разведывательный батальон Среднеазиатской дивизии ВДВ! Поэтому, жить и работать вам придется, в основном, в темное время суток. Темнота лучший друг разведчика!
Ребята в строю понимающе заулыбались, а я, наконец, сообразил, почему днем, почти никого на территории части не видно. А подполковник продолжал вещать. Говорил он долго. Его речь, как белый шум влетала в мое левое ухо, чтобы тотчас выветриться из правого. Из оцепенения меня вывел резкий голос майора:
– Рота! Равняйсь! Смирно! Построение на этом месте через пятнадцать минут! Рядовой Горлов, ко мне! Остальные, разойдись!
Я зашагал к майору, а всех остальных, в том числе и вышестоящее начальство, с плаца как ветром сдуло.
– Товарищ солдат, пройдемте со мной! – сухо приказал майор, и мы двинулись в сторону штаба.
Майор завел меня в кабинет Величко. Подполковник, уже не такой бравый, а скорее уставший, смотрел на нас с майором с немым вопросом. Затем, своим мягким и бесконечно усталым голосом спросил:
– Рядовой Горлов, когда вас инициировали?
Я недоуменно пожал плечами, пытаясь сообразить, что хотят от меня услышать. После минутной паузы подполковник нахмурился, глядел он при этом не на меня, а на майора. Потом отрывисто приказал:
– Можете идти товарищ солдат!
– Построение через десять минут, – напряженно рассматривая меня, добавил майор.
Закрыв за собой дверь, я невольно прислушался, но, как ни странно, ничего не услышал.
На построение майор пришел мрачнее тучи.
– Рядовой Горлов! Выйти из строя! Вы переводитесь во вторую роту, вплоть до особых распоряжений!
Я растерянно оглянулся, ребята сочувственно улыбались.
– Шагом марш за вещами!...
***
…Время в учебке прошло как дурной сон. Бегали, прыгали, стреляли, учились фехтовать автоматом, штык-ножом, саперной лопаткой и вообще, всем, что попадается под руку. За полгода мы все стали поджарыми и сухими. А те, кто не стал, через санчасть, попали в обычную пехоту. Временами казалось, что легче повеситься, чем выдержать такие нагрузки. Но первая рота, в которую я изначально попал, удивляла больше всего. Казалось, что это не люди, а какие-то роботы. Когда мы за полночь, падая с ног от усталости, плелись в казарму, они бодрые и свежие бежали очередной марш-бросок. А однажды, увиденная отработка рукопашного боя заставила меня замереть с открытым ртом. Это была сплошная карусель из сверкающего металла, рук и ног. Готов поклясться, что я видел, как одному из них проткнули грудь саперной лопаткой. Но, видимо, мне только показалось, так как уже через час я видел его бодро марширующего на ужин. Жизнь первой роты была нерадостной, в нашем понимании, однако хотелось быть похожими на них, но все-таки зависть меня мучила не сильно по одной простой причине – во второй роте гематоген в рацион не входил…
Наконец настал день окончания учебки. Подполковник Величко толкнул такую же патетическую речь, как и в прошлый раз, а в конце добавил, что мы отправляемся выполнять свой интернациональный долг в Афганистан, под командованием готовивших нас командиров…
…Не дав опомниться, нас запихнули в старенький АН-12.
Летает этот птеродактиль, конечно, невысоко – всего три километра, но кабина у него негерметичная, а высоту он набирает за десять минут, поэтому до сих пор удивляюсь, как у меня из ушей не пошла кровь. А первая рота, нам на зависть, казалось, не замечала этих неудобств, ребята задумчиво жевали гематоген и попивали минералку.
Наконец, прибыли в Кандагар. Две полуживые роты и одна бодрая и полная сил покинули самолет. Едва мы успели отползти от него, как он опять взлетел. Я с завистью глянул на первую роту, и в голове вспыхнула непрошенная мысль:
– А может, им какие-нибудь препараты дают?
– Вторая рота, становись! – скомандовал наш ротный – капитан Ткаченко.
Капитан Ткаченко Анатолий Иванович отличался неопределенным возрастом, огромной ленинской лысиной и невысоким ростом. Главным его отличием был бараний вес – пятьдесят пять килограммов, но, не смотря на это, он обладал недюжинной силой. Мог, не особо запыхавшись, тащить на плечах двух самых крепких бойцов роты, что лишний раз доказывало – сила не в количестве сала, и бегал он превосходно, однако, первая рота умудрялась обогнать и его, относился он к этому философски.
– Равняйсь! Смирно! Направо! В санчасть шагом марш!
После посещения санчасти мы на карачках
