кучка девчонок. Как раз из восьмой. И среди них я сразу же вычисляю новенькую.
Не потому, что плетется в хвосте и ни с кем не разговаривает.
Не потому, что пугливо глядит перед собой.
И даже не потому, что в новых шмотках.
А потому, что другая. Не такая, как остальные девчонки из интерната.
Если честно, при первом взгляде на новенькую, у меня возникает идиотская мысль, что она похожа на куклу. На фарфоровую. С бледной кожей и мягкими шелковистыми волосами.
У нас, в детдоме, таких кукол никогда не было, но однажды я видел их на выставке. Пару лет назад воспиталка возила нас на экскурсию в другой город, и в числе прочих «увеселений» было посещение музея.
Удивительно, но из всей поездки я запомнил только этих кукол. Уж больно они были красивые. С огромными глазами в оправе темных длинных ресниц и маленькими розовыми ртами.
Новенькая выглядит точно так же. Глазищи на пол-лица. Серые. Глубокие. С влажным мерцанием. Из-за этого даже кажется, что она вот-вот расплачется.
Нос, наоборот, крошечный. Губы бантиком. Уголки слегка заломлены вниз, как у Пьеро из сказки про Буратино.
Очаровательная грустная кукла.
Еще никогда я не видел, чтобы кого-то так красила печаль.
— Скажи, соска? — довольно провозглашает Леха, заметив мой взгляд.
— Почему одета как домашняя? — проигнорировав его реплику, спрашиваю я.
— Потому что прямиком из дома пожаловала, — поясняет. — Мамка с папкой на тот свет отчалили, а она к нам.
— Как зовут? — продолжаю пожирать ее глазами.
— Аня, — докладывает друг. — Аня Краснова.
Пустухов с Данилой принимаются обсуждать выдающуюся внешность новенькой. Подмечают длинные ноги и не по годам развитый бюст, но почему-то ничего не говорят об ее глазах. О больших небесно-серых глазах, в которых, по ощущениям, утонула вечность…
— Я в деле, — рывком поднимаюсь с качели, прерывая кудахтанье друзей. — Через пару недель девчонка будет моей.
— О-о-о… — одобрительно тянут пацаны. — Это ставка?
Киваю и провожу пятерней по волосам, взлохмачивая их.
Пускай будет ставка.
А то в последнее время я и впрямь заскучал. Надо бы развлечься.
Глава 2. Аня
— Прикольный браслетик. Дашь погонять? — высокая девушка с длинными темными волосами смотрит на меня с вызовом.
Ее слова звучат как просьба, но отчего-то мне кажется, что на деле это совсем не так.
— Спасибо, — медленно заправляю волосы за ухо. — Как-нибудь в другой раз.
— Зажала? — ухмыляется она.
И вслед за ней едким смешком разражаются другие девочки.
— Нет. Просто я тебя совсем не знаю.
— Ну так давай исправим это, — он протягивает мне руку. — Я Даша.
В нерешительности кошусь на раскрытую ладонь. Чувствую какой-то скрытый подвох, но в итоге все же обхватываю кончики ее пальцев своими:
— Я Аня. Очень приятно.
Интуиция не подводит. Рукопожатие оборачивается обманом: стоит мне коснуться Дашиной ладони, как она хватает меня за запястье и цепко стягивает браслет с руки. Буквально за долю секунды.
Окружающие снова гогочут, а моя новая знакомая высокомерно заявляет:
— У нас здесь жадин не любят. Ты либо со всеми, либо против всех. А браслет я, пожалуй, оставлю себе, — она надевает его на руку и крутит ей, явно любуясь. — В воспитательных целях.
Сбившись в кучку, девочки устремляются ко входу в детдом, а я остаюсь стоять на месте. Напряженным взглядом провожаю их фигуры и изо всех сил стараюсь не расплакаться.
Только не сейчас. Не при всех. Если они учуют слабость, то насмерть закусают.
Этот браслет мне подарила бабушка. На день рождения. Помнится, он лежал в маленькой бирюзовой коробочке с бархатной подложкой. Перламутровые бусинки переливались на солнце как настоящие жемчужины, а маленькая подвеска в виде ключика делала украшение особенным. Такого ни у кого из моих одноклассниц не было. Увидев браслет, я тотчас влюбилась и решила, что буду носить его, не снимая.
Но прощаться с ним горько вовсе не потому, что он красивый. А потому что это единственная память, доставшаяся мне от бабушки.
Весенний ветер безжалостно треплет мои волосы, хлеща длинными прядями по лицу, и предательская слезинка все-таки прокатывается по щеке. Быстро утираю ее ладонью и тихо шмыгаю носом.
Никто не должен видеть, что я реву. Иначе мне здесь не выжить.
А что касается браслета, то я его непременно верну. Рано или поздно. Чего бы мне этого ни стоило.
Разворачиваюсь на пятках и шагаю по усыпанному окурками двору в неопределенном направлении. Сейчас у нас свободное время, а значит, у меня есть возможность немного побыть одной. Забиться в какой-нибудь укромный угол и выдохнуть. Подумать, повспоминать и погрустить…
Смотрю строго перед собой, постепенно погружаясь в мрачные мысли, когда внезапно громкий голос выдергивает меня обратно в реальность:
— Эй, новенькая! Классная задница!
Проталкиваю вниз по пищеводу тугой першащий ком и до боли в челюсти сжимаю зубы.
Не смотреть. Не отвечать. Не реагировать.
— Чего молчишь? Немая, что ли?
— Почему сразу немая? — вставляет кто-то. — Может, глухая.
А следом раздается дикий взрыв хохота, который ядовитым эхом оседает в закоулках сознания.
— Ну какова краля! Даже не глядит в нашу сторону!
— Новенькая, ау! Прием-прием!
Голоса становятся все ближе, а я лишь ускоряю шаг. Не хочу с ними пересекаться. Не хочу смотреть в их озлобленные лица. Не хочу слушать их оскорбительные шутки.
— Стоять! — кто-то бесцеремонно хватает меня за рукав кофты.
— Отстань! — огрызаюсь я, изо всех сил дергая рукой.
А затем невольно вскидываю взгляд на своих преследователей…
Передо мной компания из четырех парней. Они все старше меня. Лет семнадцать-восемнадцать, не меньше. Смотрят нахально и с издевкой. Я для них очередная игрушка. Девочка-одиночка, которую можно безнаказанно пошпынять.
— У-у-у… — присвистывает тот, кто дернул меня за рукав. Рыжий, веснушчатый, коренастый. — А новенькая-то с характером оказалась!
— Пастух, не пугай девчонку, — лузгая семечки, вмешивается его друг, высокий худощавый парень в кепке. Затем переводит внимание на меня и добавляет. — Ты не бойся, малая. Мы же просто познакомиться хотим.
— Да че ты с ней сюсюкаешься, Дан! — возмущается рыжий.
— Леха, цыц, — осаждает его третий, с некрасивым шрамом на щеке. — Пусть новенькая расскажет о себе. Сама.
Я пячусь, а все трое медленно, будто змеи, подступают ближе. И только четвертый держится чуть поодаль, словно ему нет до меня дела. Словно просто за компанию пришел.
Его волосы цвета молочного шоколада небрежно растрепаны, а на лице застыло выражение скуки. И только карий взгляд, в котором читаются едва уловимые отблески заинтересованности, говорит о том, что он хоть и не участвует в разговоре, но все же слушает его.
— Ну же, малая, не
