грусть, тоска и хворь! Ну-ка, трубку разожги да бутылку раскупорь!..
Но не успел пропеть и куплета, как услышал чириканье воробьёв на плетне, огораживающем поле, и сразу замолчал, чтобы не уподобляться этому сброду. Нахмурив лоб, с важным видом прошествовал мимо — пусть знает эта голытьба, что учёный им не товарищ.
Вот уж и деревня показалась. Свернув на тропинку, наш путник под прикрытием прошлогодних сорняков незаметно подобрался к первой хате.
Деревня была большая. Вся в садах, черневших голыми деревьями, она широко раскинулась среди полей, упираясь одним концом в тёмную стену густого соснового леса.
Из труб свежевыбеленных ладных хаток поднимался сизый дым; во дворах скрипели колодезные журавли, батраки поили лошадей и мычащих коров; по дороге, обсаженной тополями, с криком носились стайки ребятишек, игравших в прятки и салочки.
Но весь этот гомон перекрывали удары молота и лязг железа, доносившиеся из кузницы, возле которой причитала толпа крестьянок. Увидев их, Чудило-Мудрило осторожно прокрался вдоль забора и, притаившись за терновым кустом, стал слушать.
— Ах, злодейка! Ах, разбойница! — кипятилась одна. — Ну разве убережёшь теперь от неё кур, коли она к самому кузнецу не побоялась забраться!
— Да что все твои куры против этой! Не курица, а золото! — перебила другая. — Каждый день яйца несла с кулак! Другой такой во всей деревне не сыщешь!
— А у меня кто петуха задушил? Не её разве проделки? — жаловалась третья. — Как увидела я пёрышки разбросанные, так и обмерла. Да у меня его за пять злотых с руками бы оторвали — ещё грошей пятнадцать прибавили бы.
— Вот пролаза! Вот злодейка! Эдакую дыру в курятник проделала! — подхватила первая. — Да тут когтищи железные нужны. Мужик лопатой и то лучше не выроет. Неужто управы нет на неё, разбойницу?
Тут из лачуги без зипуна выскочила кузнечиха, остановилась на пороге, поднесла фартук к глазам и заголосила:
— Ах ты, пеструшечка моя милая! Пеструшечка златопёрая! И что я без тебя, сиротиночка, делать стану!
Недоумевая, слушал учёный летописец этот плач. Он прикладывал руку то к одному уху, то к другому, но никак не мог взять в толк, о чём тужат женщины. Вдруг он стукнул себя по лбу, уселся среди сорняков под забором, откупорил чернильницу, обмакнул перо, стряхнул его и, раскрыв огромную книгу, записал:
«На второй день странствия пришёл я в несчастную страну, на которую совершили набег татары и перебили, передушили или угнали в полон всех кур и петухов. Кузнец ковал мечи для похода, а перед кузницей раздавались плач и стенания».
Не успел он кончить, как на пороге появился кузнец и рявкнул басом:
— Слезами горю не поможешь! Горшок с жаром надо взять да выкурить злодейку из норы! Кто же не знает лисьей норы на опушке! Выкурить её оттуда или нору раскопать! Живей, Ясек! Собирайся, Стах! Кликните ребят, берите лопаты, и айда! А ты, мать, чем слёзы лить, лучше бы горшок углей приготовила. Я бы и сам пошёл, да работа срочная!..
Сказал — и воротился в кузницу, и оттуда снова послышался звон железа.
А двое подмастерьев, бросив раздувать мехи, помчались по улице с криком:
— На лису! На лису!
Женщины тоже разошлись по домам — снарядиться в поход.
Тут летописец, внимательно следивший за событиями, снова обмакнул перо в чернильницу и записал:
«Возглавляет орду хитрый и неустрашимый хан, по прозванию «Лиса». Татары скрываются в лесных пещерах, а местное население выкуривает их оттуда пороховым дымом».
Едва успел он поставить точку, как до слуха его донёсся оглушительный шум. Глядь — по деревенской улице валит толпа женщин, детей, подростков с лопатами, палками и горшками, а за ними с яростным лаем мчатся Шарики, Жучки и Барбоски.
Ещё раз обмакнул перо Чудило-Мудрило и сделал такую запись:
«В этой стране с татарами сражаются не мужчины, а женщины, дети и безусые отроки. Войско с криками и шумом мчится по деревне, а за ним несётся целая свора псов, яростным лаем возбуждая в воинах отвагу.
Всё это видел я собственными глазами и собственноручной подписью удостоверяю».
Учёный гном склонил голову набок, прищурил левый глаз и расписался внизу страницы:
«Придворный Историк Его Величества Короля Светлячка Чудило-Мудрило»,
изобразив в конце замысловатую закорючку.
Вдруг откуда-то из-за забора пахнуло можжевеловым дымком, а гномы очень любят этот запах.
Чудило-Мудрило потянул своим носищем раз, другой, потом раздвинул сухие стебли и стал озираться: где горит? На опушке леса заметил он синюю струйку дыма, а протерев хорошенько очки, увидел и костёр, а вокруг него — пастушат.
Добрый старичок очень любил детей. И вот прямиком через пашню, смешно перескакивая через борозды, направился он на дымок.
Пастушата очень удивились, увидев маленького человечка в плаще, в колпачке, с книгой под мышкой, с чернильницей на поясе и пером на плече.
Юзек подтолкнул Стаха и шепнул, показывая пальцем:
— Гномик!
А Чудило-Мудрило, который подошёл уже совсем близко, кивнул им и улыбнулся приветливо.
Ребята смотрели на него
