строго говоря, ведь и Черчилль не был системным политиком. Отважный военный журналист, самодеятельный (и недурной) художник, самодеятельный (и неплохой) каменщик, хороший писатель, недаром получивший нобелевку, оратор, позер, острослов, он всегда думал о том, как он выглядит и что о нем скажут, всегда продумывал театральные эффекты и запоминался броскими афоризмами. Назвать его системным политиком значило бы безмерно сузить эту титаническую личность. Зеленский обозначил грандиозную тенденцию мировой политики: собственно политические и экономические решения все чаще принимаются в закулисье, и судьбы народов теперь зависят не от самих народов, а от элитарных профессионалов, «эффективных менеджеров». Нарратив, национальный характер, представление нации о себе создают люди, которые это умеют: например, Зеленский, чью экономику и политику систематически критикуют все так называемые профессионалы. Но важен только один профессионализм — способность актера так раскачать зал, чтобы люди на несколько секунд стали лучше.
А уж этой способностью Зеленский наделен в высшей степени.
— Однажды в 2013 году, — рассказывала давняя сотрудница пресс-службы Зеленского — мы выступали в исключительно сложном зале. Сплошь политики. Номер, один, другой — сидят как каменные. Зеленский собрал всех за кулисами и сказал: без паники, сейчас я выйду и их раскачаю. И в конце его скетча они улыбались и даже прерывали его аплодисментами. В умении растопить любой зал ему нет равных.
Сегодняшняя Украина — сложный зал с массой разных, мало в чем согласных зрителей. Но когда актер выкладывается до предела, ставя на карту все, более благодарной аудитории нет. Наша тема — превращение мировой политики в шекспировскую драму, в которой шут произносит свой приговор королю. Конца этой драмы мы не знаем. Наша книга обрывается в кульминационной точке. Читателю легче — он знает больше.
Зато мы присутствуем в высшей точке собственной биографии — в эпоху, когда в нашу жизнь вернулись абсолютные ценности. И что бы там ни было дальше, мы будем благодарны за это не только великому актеру, но и его публике, сыгравшей эту мистерию вместе с ним и наполнившей смыслом существование всего этого шекспировского театрика с характерным названием «Глобус».
III. Антропометрия
Рост Владимира Зеленского — 166 см, вес — 62 кг, глаза карие.
Размер одежды — 42 (M в американской номенклатуре), размер обуви — 42 (9 в американской номенклатуре).
Любимый цвет — зеленый.
Любимый напиток — сухое красное вино.
Мотоцикл водит с 12 лет, автомобиль — с 18.
Насчет любимого блюда сведения расходятся. Вероятно, для продвинутых пользователей, среднего и выше-среднего класса, существует версия о добром стейке средней прожарки. Но для небогатого избирателя тиражируется версия о том, что больше всего Зеленский любит пожарить помидоры, перцы, баклажаны — любые овощи, которые под рукой, — и залить все это яйцом. Вообще ему не принципиально, что есть. Во время работы — это рассказывали все, кто видел его на съемках, — он о еде вообще не вспоминает.
Зеленский не производил впечатления великого человека. Ни в личном общении, ни во время выступлений, ни в своих киноролях, ни на инаугурации, ни даже во время выступления перед первыми лицами других государств и их парламентами. Есть люди, чья внушительность не определяется ни ростом, ни комплекцией, ни суровостью черт: просто вошел, и словно повеяло ветром из другого измерения. Зеленский подвижен, энергичен, у него отличная реакция, редкая даже для актера память и то, что обычно называют позитивностью: он располагает к себе — но не к панибратству. Видно, — не знаю уж, как он этого добивается, — что похлопать его по плечу вам не удастся. Может быть, дело тут в его быстром оценивающем взгляде, а может быть — в манере мгновенно переключаться на холодноватую деловитость. Но при всем при этом — вы можете ему симпатизировать, а можете подозревать его во всех грехах, — но в нем нет ничего иррационального, сверхъестественного и странного. Единственная странность в его биографии — та роль, которую ему выпало сыграть; но даже эта роль не заставила его смотреть на себя как на сверхчеловека. Я не назвал бы его скромным и вообще не очень понимаю, что это такое: как сказал Черчилль об Эттли, сменившем его на премьерском посту, «он очень скромный человек, и у него есть для этого все основания». Зеленский — хороший актер, талантливый менеджер и храбрый политик, но не Бог, не царь и с виду не герой.
Он слушает вас внимательно, но не изображает эмпатию, не вербует вас, не пытается сделать вид, что каждое ваше слово для него жизненно важно. Он ведет себя как человек, у которого мало времени. Пожалуй, он умеет внушить собеседнику только одно ощущение, но оно и оказывается решающим: у вас на короткий миг появляется чувство, что вы делаете важное дело. Говоря языком КВН, вы играете в одной команде. У вас появляется — особенно если вы человек тщеславный, — ощущение некоего заговора, в котором вы оба участвуете. И не то чтобы он постоянно подмигивал, как бы намекая «ну мы-то с вами понимаем», не то чтобы он вам льстил, давая понять, что вы равны, если общаетесь так запросто. Есть ощущение, что вы на одной стороне. Может быть, это он и сумел внушить нации, и за этот счет победил сначала на выборах, а потом и в войне.
IV. Копперфильдовская муть
Начало биографии читатель привык пропускать. Родители, детство и «вся эта давид-копперфильдовская муть», как назвал ее герой Сэлинджера, интересны разве что историкам. Но детство Зеленского пришлось на необычные времена и протекало в необычных местах. Многое в его жизни определилось тогда.
Зеленский родился в два часа дня 25 января 1978 года в Кривом Роге, украинском городе, основанном за двести лет до его рождения и расположенном в Днепропетровской области Украины. Статус города, однако, он получил лишь в 1860 году. Население на момент рождения будущего президента составляло 820 тысяч человек, в основном русскоязычных; не менее семи процентов этого населения — евреи (в реальности, вероятно, и больше, ибо население СССР предпочитало в еврействе не признаваться). Город гордился званием самого длинного в Европе (66 км; в отдельных патриотических пабликах учитывают агломерацию и пишут сразу 126, что делает его третьим в мире после Мехико и Сочи). Рог на местном диалекте — каменный мыс, и город получил свое название по длинному, около пяти верст, мысу между реками Саксагань и Ингулец. (Местная легенда о том, что поселение названо в честь основавшего его хромого
