были говорить торговцы пушниной, с которыми могги часто пересекались.
— Ты гляди-ка! А ну присмотрите за ним, пока я тут… оп! Оп!
Мужчина, словно белка по камням, ловкими прыжками перебирался через речку. Бас его гудел, но говорил он как-то мягко с менторскими нотками — так отец разговаривает с малыми детьми. Я покосился в сторону лучников, впрочем, детьми они не казались. Второй раскрыл было рот, но взглянув на меня прошипел какие-то ругательства, слов я разобрать не смог, а, быть может, и не знал таких.
Когда старший из стрелков был на середине пути, я разглядел его зрачки — красные, как рубин, и выругался в голос на энтри[1]. Чистый должен клюнуть, иначе быть беде, а мне не хотелось проливать лишнюю кровь. В том, что мужчина был из ордена Чистых, я не сомневался: в последнее время подобные братства росли как на дрожжах, и каждый пытался заиметь помимо власти ещё и отличительную черту — чистые же меняли цвет зрачков. Не к месту вспомнилась шутка из Нижних Кварталов Довура на этот счёт: «Зрачки дороже ливров». Впрочем, весьма странным было видеть чистого в этой глуши: как правило, орден направлял своих братьев к благородным пэрам и знатным господам дабы венценосные исповедовали правильную веру — веру в Создателя, но как по мне, чистые попросту вынюхивали тайны вельмож, раскапывая грязное бельё, плели интриги и скорее являлись волками в овечьих шкурах, хотя, конечно, были исключения. Скачущий же по камням через горную реку бородатый мужик в бобровой шапке даже рядом не валялся с пижонами при дворе Онорэ де Биро, короля Нортима, а посему плохо вписывался в окружающую действительность.
Но как бы там ни было, а чистый мог доставить мне немало проблем, и пока красноглазый приближался, я прокручивал наихудший вариант: смогу ли я одним рывком достать Первого и не подставиться под болт Второго?
Чистый наконец-то перебрался через реку, и пружинистой походкой, словно лесной кот, направился в мою сторону. Он улыбался во весь рот, щурился солнцу, даже что-то напевал себе под нос, но рука его нет-нет да и замирала подле рукояти тесака.
Остановившись в трёх шагах от меня, он спросил на правильном энтри:
— Ну и кто ты таков будешь?
— Очнулся около рассвета на этом берегу, — ответил я тоже на энтри, чуть запинаясь.
— И? — он повёл бровью.
— И всё, — пожал я плечами. — Могу руки опустить?
Чистый кивнул. Он с прищуром наблюдал за мной, будто мы расписывали пулю в преферанс, а я объявил мизер. Братья же отошли в сторону и о чём-то оживлённо спорили.
— Ладно, — наконец произнёс красноглазый. — Стой тут и не глупи.
Я кивнул.
Он подошёл к братьям, перекинулся несколькими фразами и снова направился в мою сторону. Первый остался на месте, вынул стрелы из колчана и принялся возиться с ними, Второй скрылся в лесу. У них свои дела тут, я даже не стал строить догадки.
— Мне бы обувь какую, — попросил я.
— И куда ты пойдёшь? — Чистый ухмыльнулся и уселся прямо на галечник. Открыв сумку, он вытащил тряпичный свёрток весь покрытый бурыми пятнами и, кинув его мне, сказал:
— Там шкура. Можешь смастерить себе, — он запнулся, подбирая слова, — не знаю даже, ноги всё равно разобьёшь.
— Нож? — спросил я.
Чистый указал на камни.
«Понял. Значит всё-таки опасается меня?»
Минут десять я искал подходящий камень, пришлось расколоть с десяток, чтобы получилось более-менее острая грань. В свёртке чистого обнаружился кусок грубой вонючей шкуры. Разложив её на камнях, я стал вырезать обмотки для стоп, стараясь делать всё небрежно, кривясь и часто сплёвывая. Красноглазый за это время успел подобрать мешок и теперь вытряхивал из него пожитки. Эти вещи по какой-то причине переместились вместе со мной, но моими не являлись — алианец с тритоном всё-таки что-то напутал.
— Не густо — хмыкнул он, снова усевшись на землю, предусмотрительно подстелив мешок.
— Что там? — поинтересовался я.
— Фляга, огниво, охотничий нож с треснутой ручкой, чистая тетрадь в неплохом переплёте. — Чистый раскрыл её и перебрал листы. — Некоторые страницы выдраны. Всё. Ты хоть понимаешь где находишься?
— Леса Эльхо? — предположил я.
— Леса Эльхо, — одобрительно крякнул бородатый. — А точнее Крайний Рубеж.
Я развёл руками, словно эти слова мне ни о чём не говорили.
— Белые горы? — спросил он. — Знакомо?
— Быть может. Я не помню.
— Беда, — вздохнул чистый. — Дело-то заключается в следующем: от сюда до ближайшего поселения восемьсот ур или, по-вашему, двадцать одна лига.
— По-нашему? — уточнил я.
— Ну да, — кивнул мужчина. — Судя по твоей морде, могу сказать, что вижу перед собой северянина. Серые глаза, светлые волосы, широкие скулы. Герцогство Цван?
Я снова пожал плечами.
— Чёрный Полк? Рейтары Найта? Орден Верных? — Чистый стал загибать пальцы, перечисляя названия, которые, по его мнению, для меня должны были что-то значить.
— Ничего не понимаю. — Я обхватил голову руками, продолжая ломать комедию.
— Да парень, видать тебя хорошенько приложили, — скривился чистый.
Я промолчал. Сделал вид, будто ком подступил к горлу, и подошёл к воде. Умылся. Ледяная вода слегка взбодрила.
— Так вот, — продолжил красноглазый. — До ближайшего поселения могги чуть более двадцати лиг. А ты тут один, босой, без оружия, без снаряжения и, как мне кажется, разыгрываешь амнезию.
— Как ты сказал?
— Амнезия, потеря памяти, — ответил чистый с серьёзным видом.
— Ну да, конечно, — кивнул я. — Именно разыгрываю. Раз ты знаешь обо мне больше, чем я сам, тогда ответь на вопрос. Зачем мне это?
— Не знаю, — он пожал плечами. — Действительно глупо. Ведь язык, на котором мы с тобой сейчас ведём беседу, считается мёртвым.
— И?
— И на нём читают лекции в Университете Святого Франциска. Не перебивай. Глупость заключается в следующем: ты выглядишь как шпион, говоришь как церковный сановник, а ведёшь себя как солдат удачи из Чёрного Полка. Первое — из северян скверные шпионы, уж поверь. Второе, вести беседу на энтри с первым встречным — верх безрассудства, знавал я одного сержанта, так тот, ежели,
