только, да? Для дам-мы.
Разговаривать здесь было не с кем.
— Простите за беспокойство, — бросил я через плечо, направляясь к выходу.
Вонь убивала. Приглушённая классическая музыка из невидимого радио буравила мозг — предельно неподходящий к здешней обстановке аккомпанемент. Я застыл в дверях кухни, приколотый этой мыслью, как насекомое булавкой.
— А где бабушка?
— Хто?
— Слышь, валил бы ты отсюда, а, начальник? Давай расход по-хорошему.
— Рот закрой. Ваша мать где? Владелица квартиры?
— А, да отдыхает, — махнула рукой женщина. — У себя там. У ней это, ноги не ходят, вот и сидит…
— Да чё ты городишь, сука! Нет тут никого, начальник, ты сам всё видел, ёпт! Светка до чертей допила… э, куда?
Но я уже шёл обратно по коридору на звуки симфонической музыки. Шкаф, какие-то ящики, вешалка, погребённая под свалявшимися в неделимый ком вещами, перевёрнутая полка для обуви, ряды аптечных склянок… вот оно. Тяжеленное советское трюмо, в котором уцелело только одно зеркало, было неплотно придвинуто к стене. Я оттащил его в сторону, чтобы обнаружить ещё одну дверь. Квартира оказалась трёхкомнатной.
Выругавшись про себя, я толкнул дверь, затем потянул, игнорируя вопли размахивающего руками алкаша, прежде чем заметил крупные шляпки криво заколоченных гвоздей, торчащие из косяка.
— Вы её что, замуровали там?!
— А захуя ей дверь, если ноги сгнили давно, лежит и лежит себе!
— Чего? Ты совсем охренел, мудак?! А есть ей как? В туалет ходить?
— Да всё нормально, не психуй, старшой! Думаешь, самый умный? Всё продумано, вон, кормушку ей сделал, туда хавку, оттуда говно, понял? Вали давай, загостился!
Посмотрев вниз, я увидел у самого пола выпиленный в двери кривой прямоугольник, посаженный на петли и подоткнутый по щелям тряпками. Стальная щеколда была закрыта, изнутри доносились звуки скрипки и фортепьяно.
Наклоняясь, чтобы отодвинуть засов, я уже доставал из кармана телефон, чтобы вызвать сюда наряд. Когда лючок распахнулся, из чёрной дыры ударила столь удушающая гнилостная вонь, что желудок прыгнул к горлу, а рот мгновенно заполнился желчью. Меня едва не вырвало на собственные ботинки. Краем глаза я заметил движение. Подскочивший урка толкнул меня на дверь, и я почувствовал быстрые, но слабые удары в живот: один, другой, третий.
— Что-то не впечатляет, урод, — я отпустил телефон и вместо него достал из кармана оттягивавшую его свинчатку, которую подобрал в каком-то питерском притоне и с тех пор взял за правило брать с собой на выезды. Самоделка удобно легла в кулак.
Мужик снова замахнулся в темноте прихожей, и я с коротким размахом ударил его в висок. Голова на тонкой шее улетела вбок, вся наша неловкая возня заняла едва ли несколько секунд. «Чёрт, не помер бы», — подумал я запоздало, делая шаг к распростёртому на линолеуме телу, но шаг получился какой-то неловкий, левая нога подкосилась, сильно закружилась голова. «От вони, наверное. Да ещё адреналин». Взглянув вниз, я увидел, что вся рубашка и полы моей светло-серой куртки почернели, насквозь напитавшись кровью.
Ноги не держали. Оседая на землю, ещё успел удивиться: «сукин сын и правда меня зарезал». Щека коснулась липкого пола, и внутренне я содрогнулся от чувства брезгливости. Обидно, глупо умирать вот так. Боли по-прежнему не было. Прямо перед собой мутнеющим взглядом я увидел чёрный пропил в двери, ведущей в бабкину комнату. В нём возникло и быстро приблизилось бледное пятно лица. Что-то с любопытством смотрело на меня оттуда, из темноты, трупной вони и звуков бредящего репродуктора.
«Здравствуйте, дяденька», — сказало лицо. Оно сказало: «Как вас зовут?»
* * *
Сознание возвращалось рывками. Первым, на что я обратил внимание, был запах — благословенный запах чистоты и лекарств, запах больницы. Ещё пахло цветами, стоявшими на тумбочке возле кровати — это явно постарались коллеги. Сосед по палате, толстый мужичок с густой щёткой седых усов, кликнул врача и вышел, разминая в пальцах сигарету. Я давно бросил, но в тот момент ужасно захотелось курить.
Деловитая полная женщина в белом халате проверила капельницу и, недовольно поджимая и без того тонкие губы, рассказала, что я пропустил. Оказывается, меня доставили пять часов назад с кровопотерей и тремя ранами от заточенного надфиля в животе — по счастью, неглубокими. Просто повезло.
Выходило так, что избитый мной урка очухался до прихода полиции, забрал мой телефон, деньги и пустился в бега. Полицию же вызвали соседи, заглянувшие в распахнутую дверь и обнаружившие там, как они полагали, труп. Женщину доставили было в отдел, но потом передали врачам, чтобы прокапать глюкозой, так как толку от её показаний в таком состоянии не было. Пока я слушал рассказ докторши и вяло разглядывал потолок, мне постоянно казалось, будто я забыл что-то очень важное. Как вдруг…
— А ребёнок? Что с ребёнком?
— Каким ребёнком?
Бледное лицо с глубоко запавшими глазами, выглядывающее в вырезанную в двери кормушку.
— Там была маленькая девочка, её что, не нашли? В квартире есть третья комната!
— Я… Я не знаю…
Морщась от рези в швах под повязкой, я вытянул из вены катетер, отбросил простынь и сел на кровати, тут же схватившись за бок. Из глаз брызнули слёзы. Захотелось спросить, уж не забыли ли они достать из меня надфиль.
— Где моя одежда? Надо туда вернуться.
— Что? Постойте, вы с ума сошли? Вам нельзя сейчас вставать, полежите дня три, хотя бы!
— Вы не понимаете, она умрёт там за три дня!
— Что здесь происходит? — в палату вошёл человек в форме капитана полиции.
— Да вот, подарочек ваш обратно рвётся, не лежится ему!
— Вы на машине? Хорошо. В квартире осталась маленькая девочка, её нужно срочно забрать.
Капитан несколько долгих секунд глядел мне в глаза, затем повернулся к женщине и попросил принести мою одежду. Когда врач, фыркнув, вышла, он подошел ближе и протянул мою свинчатку.
— Спрячьте куда-нибудь и никому не показывайте. Была у вас в руке, когда патруль приехал на вызов. В протокол ребята вносить не стали, скажите спасибо.
— Спасибо.
Он сложил руки на груди, покачался с пятки на носок, взглянул на букет в разрезанной пополам бутылке с водой.
— Успели хоть разок его достать?
— Успел, — я вздохнул, не снимая руки с пухлой повязки. — Зря я туда один полез, конечно.
— Зря, — он даже не думал спорить. — Вы у нас человек новый. Из Санкт-Петербурга вроде? Там у вас, наверное, такого не бывает.
— Бывало… всякое.
Капитан бросил непроницаемый взгляд на тумбочку, в которую я убрал свинчатку.
— Н-да, видимо, так.
Некоторое время мы молчали. Врач вернулась со стопкой одежды, кроссовками и бланком отказа от госпитализации. Рубашку разрезали прямо
