светские, «мирские» мужчины. А вот в среде средневекового духовенства преобладало совсем иное отношение к женщине и к любви.
И возникший конфликт между требованиями церкви и самой природой человеческой, пусть и в облачении священника, приводил зачастую к плачевным результатам. Яркий тому пример история Абеляра и Элоизы, одна из самых знаменитых историй любви…
Пьер Абеляр
Пьер Абеляр был философом, богословом и поэтом. Ко времени начала нашего повествования Абеляру исполнилось тридцать девять лет. Он был очень умен, прекрасно образован и по-своему бесстрашен: его диспуты с ортодоксами католической церкви собирали слушателей со всей страны. Многие юноши прибывали в Париж только для того, чтобы научиться у знаменитого магистра искусству диалектического мышления и ведения диспута.
Однако в Истории имя Абеляра прежде всего связано с именем его возлюбленной — Элоизы. Переписка Абеляра и Элоизы еще в XII веке была переведена с латинского языка на французский и вдохновила многих писателей. Повесть об их любви и надеждах, страсти и отчаянии и по сей день потрясает до глубины души.
Элоиза Фульбер
Пьер Абеляр родился в Бретани в 1079 году. Он был старшим сыном рыцаря Беренжара из Ле Палле, мелкого аристократа. Пьер воспитывался на произведениях как античных, так и современных ему христианских авторов (самым любимым его автором был Овидий). Перед прекрасно образованным мальчиком лежала одна дорога — в духовенство, и Пьер поступил в школу при местном соборе. Окончив ее, юный Абеляр отправился в Париж, где поступил в Университет и принялся усердно постигать искусство красноречия и ведения диспутов. Очень быстро Абеляр получил известность и даже открыл собственную школу, в которой училось много юношей из богатых семей.
Его карьера развивалась стремительно, и столь же стремительно росли авторитет и известность Абеляра. Со временем он был назначен главою монастырской школы при соборе Парижской Богоматери. Лекции Абеляра приобрели невероятную популярность и стали известны по всей Европе. Блестящий оратор, высокообразованный человек, обаятельный мужчина, он потерял голову от успехов и называл себя «единственным философом на Земле».
И вот Абеляр повстречал Элоизу, племянницу одного из своих соседей, каноника Фульбера. Быть может, эта встреча была не случайной. Возможно, человеку, столь щедро одаренному небесами, человеку, чье самомнение грозило перерасти в гордыню, эта любовь была дана как очищение, как возможность опомниться… Кому много дается, с того много спрашивается!
Элоиза была значительно моложе Абеляра. Ей исполнилось всего лишь шестнадцать лет. Правда, в те времена этот возраст считался вполне зрелым. Помните, в шекспировской пьесе «Ромео и Джульетта» мать Джульетты говорит своей дочери, которой исполнилось четырнадцать лет: «В твои года давно уж матерью твоей была…»
Элоиза воспитывалась в монастыре Аржантейль, где изучала латынь и, как ни странно, произведения античных классиков. О ее родителях и детстве никаких сведений не сохранилось, известно только, что Элоизу удочерил ее дядя, парижский каноник Фульбер.
Судя по всему, племянница каноника была красивой девушкой. По описаниям, она была «высокая и хорошо сложенная… с крутым лбом и ослепительно белыми зубами». Но, возможно, философ увлекся не просто красавицей — Элоиза была девушкой образованной и обладала ярким и гибким умом. И Абеляр влюбился.
«В то время я был так знаменит и привлекателен, что не боялся отказа от женщины, которую я находил достойной своей любви. Кроме того, я полагал, что юная девица сдастся тем более охотно, поскольку она была образованна и любила учение», — вспоминал позже Абеляр.
Он попросил ее дядю Фульбера позволить ему за определенную сумму жить в их доме, да к тому же предложил давать бесплатные уроки Элоизе. Казалось бы, очень благородный поступок, — ведь в те времена женщины не имели возможности учиться в школах и университетах, а умница Элоиза явно нуждалась в дальнейшем образовании. И дядюшка-каноник согласился.
Однако Абеляр стал не учителем Элоизы, а ее возлюбленным. «Поручив мне девушку, с просьбой не только учить, но даже строго наказывать ее, он предоставлял мне удобный случай для исполнения моих желаний и давал возможность склонить к любви Элоизу ласками или же принудить ее угрозами и побоями», — писал впоследствии этот достойный священнослужитель. Вспоминая о тех счастливых днях, философ добавлял: «Руки чаще тянулись к телу, чем к книгам, а глаза чаще отражали любовь, чем следили за написанным».
А вот что писала много позже Элоиза: «В какой женщине, в какой девушке, даже в Ваше отсутствие, не тлел зажженный Вами огонь, кого не охватывало пламя в Вашем присутствии?» — «Какая королева, какая принцесса не позавидовала бы тем моим радостям, которые я испытала с тобой в постели?»
Вспыхнувшая страсть захватила обоих. «…Любовь закрыла нам глаза, — писал Абеляр. — Наслаждение учить ее любви превосходило тончайшее благоухание всех прекраснейших ароматов мира». Они проводили время в любви среди учебников и книг. В те дни Абеляр писал не философские трактаты, а любовные стихи, которые быстро приобретали известность ничуть не меньшую, чем его научные труды.
Любовь к Элоизе стала для Абеляра величайшим даром, который превратил его из ученого мужа в бесшабашного мальчишку, не думающего ни о каких преградах и опасностях.
При каждом удобном случае философ и его ученица занимались любовью. Он писал Элоизе любовные письма. Она отвечала ему. В любовном упоении они совсем забыли об осторожности…
И в конце концов Фульбер застал их на месте «преступления». Каноник пришел в ярость. Он тут же приказал Абеляру убраться из своего дома. А вскоре Элоиза поняла, что беременна и… бежала с Абеляром. Они поселились в доме его сестры, в Бретани, где Элоиза родила сына, которого они назвали Астролябием. Абеляр умолял дядю своей возлюбленной простить их и обещал жениться на Элоизе, при условии, что брак будет держаться в тайне, дабы не повредить его церковной карьере.
Но разве мог каноник простить случившееся? Фульбер был страшно зол и неумолим. И все же Абеляру удалось немного успокоить его безграничное возмущение. Вот что писал он в книге «История моих бедствий»:
«Ее дядя после ее бегства чуть не сошел с ума; никто, кроме испытавших то же горе, не мог бы понять силу и отчаяние его стыда. Но что ему делать со мной и какие козни против меня устроить, он этого не знал. Он больше всего опасался, что если бы он убил меня или как-нибудь изувечил, то любимая его племянница поплатилась бы за это у меня на родине. Он не мог ни захватить, ни куда-нибудь силою заточить меня, так как я принял против этого все
