десяти или двенадцати миль, но зато их можно считать самыми знаменитыми из всех галльских племён.
О своих далёких предках паризы рассказывают самые невероятные вещи. Говорят, будто они плавали по долинам нашей страны, которая была в то время обширным и глубоким морем, и некоторые указывают даже на отверстия в скалах, куда предки привязывали свои лодки. Древние воины, по их рассказам, нападали на морских чудовищ с лебединой шеей и с рыбьей чешуёй, на ящериц в сто локтей длины, как муху проглатывавших буйвола, на лягушек величиной с быков и мычавших, как быки, дрались с крылатыми драконами, со слонами, покрытыми шерстью, с громаднейшими зверями вроде носорогов, со львами и тиграми, вчетверо более крупными, чем африканские львы, с медведями, которые, встав на задние лапы достигали вершины дубов.
Они приручали оленей с длинными и широкими рогами, на которых ездили верхом, и самок, которых они доили, как мы нынче доим коров. Собак у них не было; но для охоты они обучали волков, рысей, лисиц и диких кошек. Говорят, что они не знали ни железа, ни бронзы, но решались нападать на самых хищных зверей с каменными секирами, и в настоящее время разрывая поля, находят острые камни, служившие наконечниками их стрел.
Эти дикие люди были изгнаны и взяты в рабство сначала кельтами, а потом белгами. Потомки их забыли свой язык и говорят на нашем. Из своего прошедшего они не помнят ничего и, как вы видите сами, о своих предках рассказывают такие вещи, которым и поверить трудно.
Многие из наших рабов происходят от этого первобытного племени. Говорят, будто в непроходимых лесах, которые тянутся далеко на запад от Лютеции можно ещё встретить людей из этого племени, живущих среди хищных животных. Надо вам рассказать об одном случае, свидетелем которого я был сам.
Воин моего отца, некто Думнак, один из тех храбрецов, которые не боятся ни людей, ни богов, ни зверей, решился исследовать дикий лес с западной стороны. Он отправился с одним таким же смелым как он, товарищем, по имени Арвирах, и в продолжение целой недели о них не было ни слуху, ни духу.
Только на восьмой день они появились и привезли какой-то странный тюк, который Думнак свалил у дверей дома моего отца. Тюк начал шевелиться, и из него послышались какие-то дикие звуки, вроде человеческого голоса. Мы увидели, что существо это тщательно связано.
Думнак достал нож и перерезал верёвки.
— Теперь, — сказал он, — его можно развязать: так как он уже три дня ничего не ел, то, пожалуй, будет подобрее. Вот спросите-ка у Арвираха, чего нам стоило взять его!
Сбросив с себя пёструю безрукавку, Думнак показал на плече рану, не столь глубокую, сколь широкую. Трудно было сказать, каким орудием была нанесена эта рана. Думнак, вытащив из-за пояса какой-то странный предмет, сказал нам:
— Ну вот, смотрите, какое оружие у этого парня!.. Когда мои кости столкнулись с этой штукой, я поблагодарил свою мать за то, что она родила меня с такими крепкими костями... Иначе пришёл бы им конец... Голова моя тоже не осталась бы цела, если бы я не отскочил в сторону!..
Он подал оружие моему отцу.
Представьте себе речной продолговатый камень в форме топора, с одной стороны заострённого как гвоздь, а с другой с заострённым лезвием. Острым концом это странное оружие было воткнуто в дыру, проделанную в длинном оленьем роге, и прикреплено верёвкой, сплетённой из древесной коры.
Существо, которое до сих пор только рычало и показывало нам когти, вдруг вскочило на ноги и испустило крик, какого нам не приводилось до сих пор слышать. Думнак бросился на своего пленника сзади и схватил его в охапку. Только с помощью нескольких воинов и после самой ожесточённой борьбы удалось наконец овладеть этим рычащим, извивавшимся и старавшимся укусить чудовищем.
Опомнившись от волнения, я подошёл и увидел, что это был человек.
Ростом он был не выше мальчика тринадцати лет, но в плечах шире любого воина и с замечательными мускулами на руках и на ногах. Из-под целого леса чёрных волос, ниспадавших до самого пояса, сверкали миленькие чёрные глазки, с испуганным и свирепым выражением. Лоб у него был низкий, узкий и покатый, сморщенный, как старое сухое яблоко; нос широкий, губы толстые и покрытые волосами; выдающиеся вперёд большие челюсти напоминали хищного зверя. Борода у него была редкая, но всё тело покрыто волосами. Руки у него были до такой степени длинны, что пальцы касались колен, и на них, точно так же, как и на ногах, были чёрные когти. Вместо всякой одежды на нём была рубашка из крысьих шкурок, и шею украшало ожерелье из раковин. Когда к нему подходили, он начинал биться и скалил белые, острые, как у волка, зубы; верхние два зуба были значительно раздвинуты.
— За три дня пути отсюда, — рассказывал Думнак, — в страшной чаще мы нашли пещеру. Из неё доносился ужасно тяжёлый запах, и кругом лежали наполовину съеденные и наполовину разлагавшиеся животные. Несмотря на проливной дождь мы не решились войти в пещеру, а встали под выступ скалы. Вдруг из чёрного отверстия бросился какой-то мохнатый клубок... Я кинулся в сторону, и только этим спас себе жизнь, так как эта каменная секира задела меня за ухо и ушибла плечо. К счастью, разбойник споткнулся о корни и растянулся во весь рост. Мы бросились на него и связали его верёвками. Сами понимаете, легко ли нам было! Вдруг мимо нас с отчаянным криком пронеслась мохнатая фигура. Мы с трудом успели рассмотреть, что это женщина, — вероятно, жена нашего пленника. Она убежала с двумя детьми. Тут мы вошли в пещеру, но тотчас же вышли: там было не продохнуть. При свете факела мы разглядели пещеру. Не стану ручаться, чтобы среди скелетов кабанов и ланей там не было и человеческих костей и черепов... Теперь, я думаю, ему надо дать что-нибудь поесть... После трёх дней поста он почувствует ко мне благодарность...
Со всевозможными предосторожностями Думнак развязал одну руку пленника.
— Хочешь, — сказать я Думнаку, — я прикажу изжарить ему кусок мяса?
— Изжарить? Ему-то!.. — захохотав, вскричал Думнак. — Ну, этот господин вовсе не такой изнеженный... Вот увидишь!
Рукояткой своего копья Думнак убил петуха, бродившего поблизости и только собиравшегося прокричать своё победоносное «кукареку». Он поднял трепетавшую птицу и подал её дикарю. Тот с быстро той молнии схватил её, немного оцарапав руку Думнака. Острые зубы его вцепились в петуха, так что у того только кости затрещали и посыпались перья. Дикарь кряхтел и пыхтел, как дикая кошка, готовых
