теме. Таковы, например, высказывания К. Маркса о цивилизующей роли Новгорода по отношению к северной окраине Русского государства, известное указание Ф. Энгельса о том, что в эпоху феодализма все прогрессивные социальные и политические учения неизбежно принимали форму богословских ересей, мысль В. И. Ленина о двойственном, компромиссном характере крестьянской общины и мн. др.
Важнейший исследовательский прием, использованный в работе, составляет испытанный комплексный метод, предполагающий объединение данных и выводов ряда смежных наук — истории, археологии, языкознания, фольклористики, антропологии и полевой этнографии. Трудности обработки столь разнообразной и обильной информации побуждают к более тщательному отбору источников сведений, а также к приведению их к некоторому единообразию путем допустимых преобразований (картографирование, циклизация фольклорных сюжетов, выделение областей распространения типичных этнокультурных явлений и т. п.).
Общие хронологические рамки исследования весьма широки. Хотя выделение какой-то протовепсской группы племен из общей массы прибалто-финнов состоялось, как можно предположить, в первой половине I тысячелетия н. э., все же имеется потребность в краткой характеристике этнокультурных процессов, протекавших на территории, занятой впоследствии вепсами, применительно к наиболее ранним этапам ее заселения и освоения. Важный период древневепсской этнической истории составляет IX — начало XII в. — время изживания .элементов первобытно-общинного строя и утверждения феодальных отношений, интенсивных передвижений вепсов и оформления их как раннефеодальной народности. Следующий период — с середины XII до конца XV в. — из-за недостатка источников исследован с гораздо меньшей полнотой. Можно, однако, думать, что основное направление этнокультурного развития вепсов, развертывавшегося в условиях новгородского владычества и усиления русской колонизации, осталось прежним. Особая эпоха XVI—XVII вв. (по ряду соображений мы присоединяем к ней и XVIII в.) характеризуется усилением общения с отдельными «чудскими» народами (в частности, с карелами) и особенно тесным сближением с русскими.
К сожалению, эта периодизация имеет не столько организующее, сколько принципиальное значение: источники распределены хронологически столь неравномерно, что сейчас не может быть и речи о том, чтобы каждая глава исследования точно соответствовала каждому выделенному периоду в истории вепсов. По этой же причине в ряде случаев приходится пользоваться методами ретроспекции и экстраполяции.
Внутри глав для облегчения сопоставлений по возможности выдерживается единый порядок подачи материала, а именно: сначала излагаются необходимые историографические и источниковедческие соображения, потом рассматриваются вопросы расселения, затем описываются хозяйство и особенности общественного строя, далее приводятся данные о материальной и духовной культуре и быте, наконец, формулируются выводы этноисторического характера.
4
Накопление источников, освещающих этническую и этнокультурную историю вепсского народа, и исследований, интерпретирующих эти источники, идет довольно быстро. Их количество уже сейчас таково, что возникает потребность составления связного очерка об истории собирания и изучения этих данных. Однако выполнение такой задачи, постановка которой, повторяем, вполне назрела, наталкивается на ряд препятствий, преодолеть которые теперь еще трудно. Главное из них нам видится в разнородности самих источников и специальном характере трактующей их литературы, обсуждение которых должно вестись не только с точки зрения нашей конкретной задачи, что вполне под силу и отдельному исследователю, но оценка которых должна осуществляться с общих позиций и с учетом достижений причастных к делу наук и дисциплин, что требует объединения усилий уже целого коллектива. По этой причине пришлось отказаться от мысли написать самостоятельную источниковедческую и историографическую главу и предпослать ее основным главам, а ограничиться помещением в составе глав кратких разделов, содержащих самые необходимые сведения источниковедческого и историографического свойства. Здесь же будет уместно сделать несколько общих предварительных замечаний, выходящих за рамки тех конкретных экскурсов, которые включены в отдельные главы работы.
Как уже было сказано, в настоящем исследовании для воссоздания истории этнического развития и формирования культуры вепсов используются разнообразные категории и типы источников, содержащих требующиеся для этого сведения: различные виды письменных памятников (летописи, описания путешествий, писцовые книги, акты и проч.), данные языкознания (топонимика, культурная лексика и лексика заимствований, факты диалектологии и проч.), археологические свидетельства (инвентарь из курганных некрополей юго-восточного Приладожья и проч.), материалы антропологии (скульптурные реконструкции по краниологическим данным, данные об обследовании живых объектов), фольклорные материалы (исторические предания и легенды) и этнографические описания. И хотя реальные доли участия каждого из перечисленных типов источников в освещении изучаемых процессов неодинаковы, роль любого из них не может быть уменьшена без ущерба для результата всего исследования. Наряду с этим нелишне отметить, что в основу работы положены все-таки свидетельства письменных источников, показания которых поверяются и корректируются всеми доступными средствами.
Несмотря на то что в целом количество используемых в работе источников велико, их распределение по отдельным периодам и географическим районам оставляет желать лучшего. Особенно слабо обеспечены источниками наиболее ранние периоды истории вепсского народа. Сравнительно мало сведений имеется о вепсах, расселившихся на далекой северо-восточной окраине области их обитания — в Заволочье. Это обстоятельство заставляет особенно бережно обращаться с имеющимися немногочисленными источниками, относящимися к периодам и местностям, слабо ими обеспеченным.
Заслуживает упоминания и нуждается в специальной оговорке также вопрос о том, насколько полно зарегистрированы и изучены в настоящей работе источники, в составе которых можно ожидать обнаружения фактов, касающихся вепсской истории. Мы стремились, разумеется, к максимальной полноте. Для этой цели использованы и уже известные опубликованные источники, и впервые вводимые в научный оборот материалы, хранящиеся в архивах и музеях, и сведения, собранные во время экспедиционных этнографических обследований вепсов и соседних с ними народов.[2] Но было бы, по меньшей мере, наивно полагать, будто мы исчерпали все возможности пополнения фактической основы изучения поставленной проблемы, будто круг источников замкнут и нет надежды сколько-нибудь заметным образом его расширить. Опыт, правда, показывает, что рассчитывать на скорое приращение некоторых категорий письменных источников не приходится: такие находки редки. Вместе с тем если исключить эти категории, то уже теперь без боязни серьезно ошибиться можно предсказать сильное возрастание в будущем количества и роли данных археологии, языкознания, антропологии, этнографии и фольклора. Труднее прогнозировать, насколько сильно скажется это обстоятельство на выводах, которые теперь приходится делать, основываясь на наличном материале. Есть основания предполагать, что в ближайшем будущем поводов для коренного их пересмотра не возникнет.
Самый факт принадлежности вепсского языка к прибалтийско-финской группе финно-угорской языковой семьи, факт, установленный еще в 20-е годы прошлого столетия, определенно указывает направление, в котором должно вести работу по выяснению этногенеза вепсов; факты, отражающие историю языковых контактов вепсов с другими народами (заимствованная лексика и т. д.), подсказывают пути и приемы определения этнокультурных взаимодействий. Неудивительно поэтому, что лингвистика, ранее других наук сформировавшаяся в самостоятельную отрасль знания, и здесь, как и во многих других случаях, оказалась, так сказать, в авангарде и по постановке проблемы, и по приступу к
