после всего пережитого и переодеваюсь. Возвращаюсь в операционную за льдом и картой Руслана, чтобы доказать Петру Семёновичу, что там ничего не сказано про анестезию. Лёд для Руслана естественно никто не забрал, а вот карты его на месте я уже не нахожу. Вот же дура, всё с собою надо было забирать.
Прихватив лёд, иду к Петру Семёновичу в кабинет.
Открываю дверь, а его нет на месте. Отлично.
— Не стесняйся, проходи — вздрагиваю от голоса за спиной.
Оборачиваюсь и пропускаю вперёд Петра Семёновича. У него в руках карта Руслана.
— А лёд зачем? Думаешь, пороть тебя буду за сегодняшнюю оплошность? — присаживается он в кресло.
— В карте нет ни слова об отсутствии анестезии! — взрываюсь я.
— Он аллергик! У него уже был анафилактический — откачали! Ты второго хочешь?
— Но в карте нет ни слова об этом — пытаюсь его убедить.
— Ты последнюю страницу читала? — раскрывает передо мною карту Руслана в которой вклеены новые страницы.
— Этого не было в моей карте!
— Теперь ты на Танюшу будешь наговаривать! Перестань, просто признайся в своей профнепригодности! Так и быть оставлю тебя в помощниках.
— Какой профнепригодности! Я Вам говорю, что в операционной была другая карта!
Выхватываю из его рук карту Руслана и оттягиваю новые странички. На моё счастье клей ещё не совсем высох и они начали отходить.
— Видите, их недавно вклеили! Их не было!
Он хмуриться, и забирает у меня карту.
— Странно — он убеждается в моей правоте — и кому это нужно было.
— Я не знаю, я первый день у Вас работаю.
— Хорошо. Извините Марина. Понаблюдайте за Каримовым. Он ваш первый пациент — он пролистывает карточку, убеждаясь, что все листы на месте — ему фактически сейчас ничего нельзя, никак не обезболить.
— Я поняла уже. Вот как раз лёд и прихватила.
— Ах, да мы же про него забыли.
— Я могу идти?
— Да, конечно. Все назначения я буду вносить в его карту.
— Тогда передавайте мне её лично в руки, иначе я буду пренебрегать вашими назначениями.
— Я понял, оставьте тогда мне его карту, а завтра с утра зайдёте за ней.
— Хорошо — отдаю ему карту и выхожу из кабинета.
Так интересно кому это я в первый же день перешла дорогу?
Подхожу на пост к Татьяне. Она какая-то нервная, дёрганная.
— Тань, а Каримов в какой палате? — спрашиваю.
— В шестой, а что? — отчего-то краснеет она.
— Объяснишь как пройти.
— Зачем тебе? — удивляется и смотрит на лёд в моих руках — ой, я забыла совсем, про него, давай я ему отнесу — тянет руки ко льду.
— Я сама, Пётр Семёнович мне поручил его вести, так, что, рассказывай, где у вас палата номер шесть.
Он поджала губы, словно это ей совсем не нравилось.
— Прямо по коридору лифт, на первый этаж, там как выйдешь, идёшь прямо до лестницы. Палата напротив лестницы.
Квест прям какой-то.
— Хорошо, спасибо — разворачиваюсь и иду к лифту.
Странное какое-то поведение у Тани, но чем я могла ей насолить в первый же день, не понимаю.
Выхожу из лифта и иду, иду, наконец-то нахожу эту лестницу. Зачем его так далеко положили.
Из как оказалось шестой палаты выбегает девушка со звонящим телефоном в руке.
Это его девушка? И почему она так спешила его оставить, ведь сейчас ему очень нужна поддержка.
Да, ладно сами разберутся.
Выдыхаю и открываю дверь в палату номер шесть.
Глава 3
Руслан.
Никогда не думал, что боль может быть настолько сильной и всепоглощающей. Я очень боялся операции.
Когда она началась я пытался следовать указаниям Петра Семёновича, но расслабляться, совсем не выходило.
Ощущения, когда в твоём нутре ковыряются те ещё. Но когда меня за руку взяла девушка врач, я ничего не видел кроме её глаз. Её лицо скрывала маска, но её карие глаза, большие выразительные и добрые я не забуду никогда.
Она отвлекала меня в самые болезненные моменты, говорила мне, как дышать, чтобы было легче. В какой-то момент она прикоснулась ко мне щекой, и я вдохнул её еле уловимый цветочный аромат, очень приятный. От её прикосновения стало очень тепло и приятно где-то в груди, но потом последовала очень сильная боль, словно в мою поясницу, вогнали штырь и вертят им в разные стороны. Я только услышал её «кричи» и не смог сдержаться, кричал, пока не сел мой голос. Она не отпускала, и я благодарен ей за это. Она словно делила со мною часть боли, что сводила с ума.
Я не сразу понял, когда всё закончилось…
Она сказала «молодец» и отстранилась, а я понял, что всё ещё держу её за руку и не могу, не хочу отпускать. Со мною давно такого не было. Её маленькая тёплая ладошка тонула в моей. Я понял, что туплю и заставил себя разжать ладонь.
Она исчезла из поля зрения, а меня начало окатывать волнами то холода, то жара. Тело не слушалось и стало ватным, в голове шумело, и я прикрыл глаза.
Меня переложили на каталку. От каждого движения простреливало позвоночник, аж искры из глаз сыпались. Стало очень холодно.
Где-то вдалеке мне показалось, что слышу знакомый голос Лины. Может меня просто глючит.
Меня привозят в палату и перекладывают на кровать. Кладут на спину.
Вскрикиваю от боли, не сдержавшись.
Меня поворачивают на бок и укрывают простынёй. Блин ну хотя бы одеялом укрыли бы. Не могу пошевелиться и согреться тоже.
— Руслан — слышу Лину и разлепляю веки.
От холода трясёт аж. Наверное с Димкой пришла.
Лина такая растерянная смотрит на меня.
— Что с тобой? — её голос дрогнул.
Не могу пошевелиться, мне кажется, если рот открою, оттуда кроме стона ничего членораздельного сказать не выйдет.
— Кто вы? И что тут делаете? — узнаю голос Петра Семёновича за спиной, но от неожиданности вздрагиваю, что отдаётся по всему позвоночнику, блин.
— Я знакомая. Что с ним? — поражается Лина.
Я бы объяснил, но нет сил, разговаривать сейчас.
— Знакомая. Должна знать! — отвечает в своей манере Пётр Семёнович.
Он вообще редко с кем церемонится, наверное с нами так и надо иначе на ноги не встанем.
— Всё, Руслан — ощущаю его прикосновение к плечу и хочу повернуть голову, но боль простреливает, не могу. — Ты молодец, потерпи ещё немного. Это того стоило.
Надеюсь… Теперь буду ходить без проблем, только пережить надо этот период боли, только и всего.
— Знакомая? — Спрашивает Пётр Семёнович, хитро прищуриваясь.
Киваю, опять забывшись.
— Понятно. Пойдём, поговорим,
