и учит шить.
Вскоре я соглашаюсь пасти соседских коров и коз, чтобы на вырученные деньги купить немного дров. Не самая остроумная затея. Во-первых, оказывается, у отца на эти гроши совсем другие планы: «Дрова нам не нужны, хворост ты и так принесешь». Во-вторых, люди не жалуют тех, кому нужно платить. Вскоре все в деревне начинают поглядывать на меня с неприязнью, презрением и даже отвращением.
– Ты же девчонка, тебе не пристало такое занятие! Зови хотя бы брата, когда придет время рассчитываться. Ты даже цифр не знаешь, да и не положено тебе, – ворчит местный судья, расплачиваясь со мной.
Позови я брата, придется делиться с ним теми жалкими медяками, которые я умудряюсь выручить за свою работу. Да и цифры я уже знаю, а вот читать не умею, хотя и очень хочу научиться. Образованные девушки всегда выглядят умнее и привлекательнее, но таких у нас в деревне можно по пальцам пересчитать, и все они грезят о свободной стране по ту сторону океана. Одна из них берется обучить меня грамоте за разумную плату, но вскоре наши занятия сводятся к рассказам об Америке, куда она отчаянно хочет попасть. По ее словам, там все имеют равные права, и у каждого есть шанс разбогатеть. Больше всего в тех краях ценятся предприимчивые дельцы, которым ни бог, ни черт не страшен. Во время одной из наших бесед я вдруг понимаю, что там, на другом континенте, никто не будет звать меня побирушкой и кидаться грязью, никто не станет пренебрежительно выгребать из карманов мелочь, чтобы заплатить пастушке за услуги. В Америке можно будет начать новую жизнь, стать кем-то большим, чем дочь деревенского работяги.
Она всегда была очень грубой и неприятной, скорее напоминала парня, чем девушку. Ее интересовали только деньги, если она что-то там сделала, связала или сшила. Она без конца считала деньги, никогда и ни с кем не водила дружбу. Мы, честно сказать, брезговали с ней общаться.
Из воспоминаний жителя Сёр-Трёнделаг, односельчанина Белль Ганнес
Когда мне исполняется тринадцать, умирает мать. С тех пор с каждым годом мы живем все хуже, нуждаемся все больше. Старшая сестра Олина вместе с женихом тайно покидает Сельбу, а потом я получаю от нее письмо уже из Америки. Ей удалось…
Отец потерял интерес ко всему на свете и теперь влачит жалкое существование, кажется, только из чувства долга перед нами. Постепенно братья и сестры находят спутников жизни и уезжают в город, а я все так же вожу коров на выпас, таскаю вязанки хвороста, а по вечерам без устали вяжу варежки и шапки на заказ. Мой план состоит в том, чтобы как можно скорее накопить достаточно денег на билет до Америки. Он безумно дорогой: три недели плавания в каюте третьего класса стоят как небольшой дом в нашей деревне. Смешно надеяться на то, чтобы заработать столько вязанием, но я продолжаю грезить о прекрасной жизни на дальних берегах. И, знаете, ничто не красит человека так, как мечта. Я замечаю это, когда вдруг на меня начинают поглядывать молодые люди. С годами красоты у меня не прибавилось, но я так увлечена идеей купить билет на пароход до Америки, так неистово стучу спицами по вечерам и так часто секретничаю со своей учительницей, что многие проявляют ко мне интерес. Конечно, кого-то я раздражаю, но, думаю, это просто зависть – не всем дано стремиться к чему-то большему. Редко кто решится помыслить о чем-то, кроме двойного жалованья. Спроси у человека, на что он потратит миллион долларов, и убедишься в моей правоте. Только единицы придумают что-то, кроме покупки десятка домов.
– Побирушка, пойдешь сегодня со мной на танцы? – спрашивает однажды сын судьи.
С годами он превратился в восхитительного красавца. Стоит мне взглянуть на него, и мои щеки заливает стыдливый румянец. Лучезарная улыбка, блестящие глаза, потрясающие ямочки на щеках – все выдает в нем человека, который не ведает печали и не знает забот. Такие люди всегда завораживают тем, как легко они живут и как просто им все дается.
Конечно, я соглашаюсь, и весь вечер мы проводим в соседней деревне, где есть небольшая таверна. Там по вечерам царит настоящее веселье: звучит музыка, и устраиваются танцы. Я ловлю на себе завистливые взгляды девушек, и это меня безумно забавляет. Вдруг начинает казаться, что ни сын судьи, ни кто бы то ни было другой уже не помнит, как он вымазал мое платье коровьей лепешкой и смеялся вослед. Только прозвище Побирушка приклеилось ко мне навечно, и я даже начинаю думать, что оно не такое уж обидное.
Между нами вспыхивает страсть, и этот роман в одночасье путает все мои планы. В конце концов, в Америку я стремлюсь только ради того, чтобы такие, как сын судьи, почитали меня за равную. Сейчас же я получила даже больше, никуда не уезжая. Парень смотрит на меня влюбленными глазами, а я с жадностью ловлю каждое его слово, слежу за каждым жестом и всеми силами стремлюсь доказать свою полезность и нужность. Я берусь помогать его семье по хозяйству, ухаживаю за скотиной, а потом вдруг понимаю: главное, что способна подарить женщина мужчине, – это ребенок. Отчаянное желание забеременеть вскоре осуществляется, и я со всех ног несусь к возлюбленному, чтобы сообщить радостную новость. Грезится, что вот теперь начнется совсем другая жизнь и на меня наконец станут смотреть как на настоящего человека.
– Приходи сегодня вечером, есть серьезный разговор, – заявляет он в тот день.
Я еще очень молода, и поэтому меня ничто не настораживает. Одна из сестер и даже отец прекрасно знают, куда я иду, и тоже надеются, что сегодня мне сделают предложение. Я чувствую волны зависти вперемешку с уважением. Никто в моей семье и помыслить не мог, что я, со своей неуклюжей крестьянской фигурой и грубым деревенским лицом, когда-нибудь выбьюсь в люди и удачно выйду замуж. Наверное, тот день можно назвать самым счастливым в моей жизни, а вот следующей ночи суждено стать самым страшным испытанием.
Мне кажется, мой суженый пришел один. Поначалу он ведет себя вполне спокойно и сдержанно, но, как только я завожу речь о свадьбе, вдруг начинает хохотать и заталкивает меня в хлев. В глазах темнеет, поэтому я не успеваю заметить, откуда появляются его дружки. Кажется, это те самые парни, что потешались надо мной в детстве.
– Ты что, и правда думала, я такую в жены возьму, Побирушка? – заливается смехом сын судьи, размазывая по моему лицу грязь, а молодчики
