– примерно столько длилась «аудиенция» – с зажатой в кулаке запиской от капитана мчалась в отдел кадров Мурманского морского пароходства оформляться на работу.
Оформление длилось довольно долго: атомные ледоколы – а уж особенно первый! – это сверхсекретные объекты и архивариусу на них приходится работать с документами под грифом «секретно» и «совершенно секретно».
Но вот наконец и моя куцая биография, и биографии всей ближней и дальней моей родни буквально рассмотрены под микроскопом и добро от соответствующих служб получено.
…Раннее утро. Над Кольским заливом – незаходящее солнце полярного дня.
Страшно боясь опоздать, не дожидаясь специального транспорта, подвозящего людей к базе, иду между скалами и стальной гладью залива. Честно сказать, даже светлым солнечным утром идти под боком мощных скал малость страшновато. Но, наверное, дорога навстречу судьбе и должна быть непростой?
Предъявив на проходной свежевыписанный пропуск, подхожу к причалу. И вот он – мощный широкий трап, ведущий на одну из палуб ледокола. Взойти по нему легко, но для меня, оказавшейся здесь впервые, вот так сразу – абсолютно невозможно без того, чтобы первым делом не полюбоваться снизу всем этим многопалубным сооружением.
Задрав голову, буквально не мигая, стою под высоченным бортом. Подсвеченный лучами висящего над заливом солнца корабль сказочно красив. И гармоничное сочетание мощи и изящества его округлых линий если не предполагает, то по меньшей мере внятно намекает на незаурядность его будущей судьбы.
…Сколько так я простояла – неведомо. Когда в голове мелькнула мысль, что дело идет к восьми утра, к началу моего первого рабочего дня, я, наконец, глаза опустила. И обнаружила, что моя самая парадная, с шикарной по тем временам подкладкой из меха кролика голубая куртка буквально вся, от воротника до пояса, раскрашена в оранжевый горошек. Когда же я, в горошек, поднялась-таки на борт громадины, то обнаружила, что на одной из ее палуб возле борта что-то красили. И капли ярко-оранжевого сурика, падавшие за борт блестящими гроздьями, добавили красоты и мне.
Что делать – в таком виде и пошла по ледоколу. В восемь ноль-ноль и не секундой позже я должна, сняв специальные пломбы, открыть массивную железную дверь технического архива.
На стоянках ледокола, как правило, ведутся какие-то ремонтные работы, при которых нужны и чертежи, и техническая документация любого элемента: от гвоздя до реактора. И впоследствии нередко бывало, что еще до моего прихода кто-то из ремонтников уже стоял у дверей, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу в ожидании архивариуса.
Тем же солнечным утром первого рабочего дня, аккуратно вешая на плечики голубую курточку в оранжевый горошек, я не осознала, что Арктика, еще на весьма отдаленных подступах к ней, дала мне важнейший, базовый урок: не зевай. Это я поняла позже – так же как и то, что в самых высоких романтических устремлениях надо соотносить полет души с не терпящей даже малейшего раздолбайства суровой реальностью.
Глава 3
Атомы в соленых брызгах
Конечно же, экипаж атомного ледокола должен иметь гораздо бóльшую, чем команда любых других судов, техническую подготовку, в том числе обладать хотя бы самыми элементарными знаниями в области ядерной физики.
Еще во время достройки ледокола часть экипажа была откомандирована на первую и единственную тогда в нашей стране атомную электростанцию в Обнинск: «потолкаться» среди ученых, понять хотя бы основные принципы работы ядерной установки, освоиться с терминами и так далее.
Несколько физиков, наоборот, были отправлены в море, чтобы прочувствовать жизнь в замкнутом пространстве при соблюдении жесткого временнóго режима, понять, что такое качка и можно ли к ней привыкнуть, попробовать на вкус соленые брызги крутой морской волны. Из тех, кто понял и принял новые для себя обстоятельства, и был сформирован первый экипаж.
И при строительстве, и при эксплуатации ледокола на его палубе часто можно было встретить самых крупных ученых страны, в том числе и академика А. П. Александрова: у президента Академии наук СССР хватало времени и терпения вести просветительную работу среди экипажа.
Без малейшего академизма, просто и доступно Анатолий Петрович разъяснял морякам, как работает атомный реактор; как им управляют; на «атомы и молекулы» раскладывал ситуации, которые могут возникнуть при его эксплуатации, – а они возникали.
В одном из первых рейсов ледокола произошел инцидент, который в дальнейшем был отнесен к радиационно опасным. Экипаж его выявил, не дал развиваться дальше и самостоятельно, без малейшего вреда для окружающей среды, справился с ним.
Глава 4
Родной дом
От рейса к рейсу одни члены экипажа постигали суть процессов, протекающих в ядерной установке, расширяли кругозор, учились видеть многообразие мира. Другие – изучали законы моря. Моря, где слова «сам погибай, а товарища выручай» многое значат. Где превыше всего ценится чувство локтя, братство, доброжелательность. Где лучшее спасение от тоски – юмор. Где, придя в родной порт, не разбегаются каждый по своим делам, а дружат семьями, поддерживая друг друга и на берегу.
Где без исключения каждый, вошедший к тебе в каюту, получает чашку кофе. И правда жизни требует сказать, что для кого-то из высоколобых ученых эта чашка становилась открытием.
Эти два, казалось бы, абсолютно разных и бесконечно далеких друг от друга мира рейс от рейса в арктических льдах создавали на борту атомного ледокола уникальную атмосферу. Здесь не только интеллект, но и уровень товарищества и братства были выше «среднего по стране». Случайно попавшие сюда «лжецы и поганцы», как любил сказануть капитан, не приживались. Сходил такой в один-два рейса… Там подвел, тут слово не сдержал – глядишь, и нет его в экипаже. Сама наблюдала.
И что особенно важно… На идеологически безупречном сверхсекретном объекте, каковым был ледокол «Ленин», степень свободы и человеческого достоинства были поразительно высоки – и это при том, что воспитатели-идеологи не ленились, зарплату отрабатывали и, бывало, так наезжали… Над одним таким «наездом» в экипаже долго смеялись.
…Очередной «воспитатель» изо дня в день доставал нравоучениями молодого физика. До такой степени, что безупречно воспитанный паренек – кажется, он был из профессорской семьи, – не выдержав, однажды сорвался. И когда помполит прицепился с очередным: «Ты почему опоздал на политзанятие?» – парень огрызнулся в совершенно не свойственном ему стиле: «Да пошел ты!..»
«Как ты смеешь так разговаривать со старшим?!» – взревел возмущенный помполит. Воспитанный паренек тут же опомнился: «Ой, простите! Да пошли вы!..»
Ко всему прочему, «Ленин» был и школой кадров для последующих атомных ледоколов. Но несмотря на то что треть экипажа «Арктики», например, составляли «ленинцы», атмосфера на ней была уже
