сего, я перво-наперво расскажу и о деяниях, явленных сразу же вслед за основанием города, и о тех деяниях, благодаря которым потомки основателей достигли столь великого могущества, притом не пренебрегая (насколько это будет мне по силам) историческими сочинениями, кои того достойны. Я сделаю это, чтобы познавшим истину открылось, как надо судить об этом городе, если они не питают вражды и злобы к нему, и чтобы им не тяготиться зависимостью от него, возникшей по справедливости (ведь есть закон природы, общий для всех, который не подвластен времени, дабы сильнейшие властвовали над более слабыми), и не винить судьбу, которая подарила достойному этого города столь великую мощь и на столь долгое время. 3. В самом деле, у тех, кто из исторических сочинений узнал, что многие из людей, отличившихся при основании города, не были ни излишне благочестивы, ни слишком справедливы, да и в жизни своей не отличались особым благоразумием, и что ни один город — ни эллинский, ни варварский — не имел более сильных противников в войне, рассказ мой не встретит враждебности: ведь именно ожидание невероятного и удивительного чревато ею. 4. Все, кто приписывает Риму такое величие могущества, не известны эллинам, которым не пришлось располагать историком, достойным упоминания. Ведь о римлянах не вышло — вплоть до нашего времени — ни единого исторического труда на эллинском языке, за исключением очень кратких рассказов, повествовавших лишь о самых главных событиях.
VI. Ибо первым (насколько мне известно) римского прошлого коснулся историк Гиероним Кардийский[7] в сочинении об эпигонах; затем раннюю историю описал Тимей Сицилийский[8] в труде по всеобщей истории, но войны с Пирром Эпирским он поместил в специальный труд. Одновременно же с ними к точно таким же произведениям, но по-разному, приступили Антигон[9], Полибий[10], Силен[11], и многие другие, каждый из которых записал то, что им было собрано, вкратце и без подробностей, составив свои сочинения из случайно услышанного. 2. Подобные и ни в чем от них не отличающиеся исторические сочинения обнародовали и те из римлян, кто изложил по-гречески старинные события, происшедшие в городе. А старейшими из них можно назвать Квинта Фабия и Луция Цинция[12], чей расцвет творчества пришелся на период Пунических войн. Каждый из них описал подробно те события, очевидцем которых выступал, основываясь на собственном опыте, а прежних, случившихся после основания Рима, коснулся лишь в общем. 3. По этим-то причинам мне и не следует оставлять в стороне ту прекрасную историческую эпоху, что была забыта старшими историками: из их подробного изложения получается наилучший и блестящий итог; достойным мужам, которые исполнили то, что им было предназначено судьбой, досталась вечная слава и хвала потомков, что делает природу смертных подобной природе божественной, и дела человеческие не умирают вместе с ними. 4. А потомки этих богоравных мужей — живут ли они сейчас или придут потом — сознают, что, происходя из благородного истока, следует избрать жизнь не приятнейшую и легчайшую, но благороднейшую и в высшей степени замечательную. И им надлежит всерьез задуматься, насколько в их силах не сделать ничего, что было бы недостойно предков. 5. А поскольку я помню и о воспитании, и о прочих благах, которые я вкусил, проживая в этом вот городе, и не похвалы ради пришел к данному труду, но прежде всего помышляя об истине и справедливости, к коим должно стремиться во всяком историческом сочинении и в первую очередь явить собственное мнение, поскольку это полезно для всех людей добрых и ценящих благородные и великие дела, то мне и следует воздать хвалу городу, насколько у меня хватит сил.
VII. Поведав о своем выборе, я хочу еще добавить о тех источниках, которыми я воспользовался, когда вознамерился приступить к этому сочинению; ведь те, кто прочитал Гиеронима, Тимея, Полибия, или кого-либо из прочих историков, о которых я говорил немного ранее как о сочинителях, небрежно составивших свои труды, и не найдя у них много того, о чем пишу я, подумают, что и я делаю все поверхностно, и посчитают необходимым узнать, откуда я получил сведения обо всем описанном. Чтобы такое представление обо мне ни у кого не сложилось, лучше разъяснить, на каких сочинениях и памятных записках я основывался, приступая к своему труду. 2. Я приплыл в Италию одновременно с окончанием внутренней смуты, которая была прекращена Цезарем Августом в середине сто восемьдесят седьмой олимпиады, после этого прожил в Риме в течение двадцати двух лет вплоть до сего дня, выучил римский язык, изучил местные писания, и в течение всего времени занимался тем, что вело меня к означенной цели. 3. Что-то я узнал от весьма сведущих мужей, с которыми мне приходилось беседовать, другое вычитал в исторических сочинениях, которые написали весьма уважаемые самими римлянами Порций Катон[13] и Фабий Максим[14], Валерий Антиец[15] и Лициний Макр[16], Элий[17] и Геллий[18], Кальпурний[19] и многие другие наряду с ними, отнюдь не безвестные люди. Основываясь на таких сочинениях (а они сходны с эллинскими хронографиями), я и приступил тогда к настоящему труду. 4. Но довольно говорить о себе. Теперь осталось сказать о самом историческом сочинении: какое время я охвачу в нем, о каких событиях буду повествовать, какой вид придам своему труду.
VIII. Начинаю же я историю с самых древних сказаний, которые сочинители, писавшие до меня, оставили в небрежении, поскольку их трудно разыскать, не приложив к этому большого старания. 2. А довожу я свое повествование до начала первой Пунической войны, которая началась в третий год сто двадцать восьмой олимпиады[20]. Я освещаю все войны с чужеземцами, которые Рим вел в это время, и внутренние смуты, всякий раз когда они его приводили в волнение. Я отмечаю, по каким причинам они возникли и посредством каких дел и слов они были прекращены; я описываю также все виды государственного устройства, которые существовали в городе как во время появления царей, так и после упразднения царской власти, и каков был порядок при каждом из них; и обычаи наилучшие, и законы славнейшие я излагаю и показываю в целом всю прежнюю жизнь Города. 3. Вид же своему труду я придаю не такой, какой давали историческим сочинениям те, кто освещал только войны, и не такой, как те, кто описывал виды государственных устройств, и не такой, как в хрониках, что сделали достоянием публики историки, занимавшиеся историей Аттики.
