следившие за ней. Чувствовала, как к ней тянутся чьи-то руки, но едва успев ее коснуться, с испугом их отдергивают. Чем дальше она погружалась в глубь чащи, тем ей становилось спокойнее и легче. Сама не заметила, как перестала бежать и теперь спокойно шла, наслаждаясь каждым мгновением. Таинственная трущоба признала ее, и она почувствовала себя ее неотъемлемой частью. Она понимала этот лес сердцем, как очень близкого родственника или друга, с которым вместе выросли и делились самыми заветными секретами. Деревья раскрывали перед ней свои тайны, зная, что она трепетно сохранит каждую из них. Старуха закрыла глаза, почувствовав душу чащи, осторожно прикоснулась к ней и осознала, что наконец-то встретилась с тем, кто знал ее и был ей дорог. Лес обнимал ее хвойными лапами, вытирал слезы и нежно целовал в макушку. Он был счастлив, что они снова вместе.
Лесная гостья опустилась на колени, вдохнула свежесть заснеженной хвои и ей стало радостно; смотрела на звездное небо сквозь вершины деревьев и обретала покой; прислушивалась к звукам, всем нутром своим проникаясь волшебством, которым лес был наполнен. И тут увидела ту, с кем пришла на встречу.
Прекрасная незнакомка так легко шла, что словно парила над землей. Она не была юной, как весна. Если уж сравнивать возраст со временем года, то скорее она была летом — щедрым, ярким, теплым. Ее дивной красоты лик был приветлив, голову красавицы украшал месяц, с острых концов которого струилось покрывало тончайшей работы: оно как будто было соткано из снежинок. Старуха радостно шагнула ей навстречу.
— Надеюсь, в этот раз я не ошиблась, и это действительно ты, моя дорогая, — каждый звук глубокого голоса отзывался музыкой в исстрадавшемся сердце, и старухе так хотелось закричать, что это и правда она, и что красавица не ошиблась. Но вместо этого у нее вырвалось:
— Я не знаю, кто я и что здесь делаю. Помогите мне!
— Я бы очень хотела все рассказать тебе, но не могу, — ответила необыкновенной прелести незнакомка. — В этом месте и в этом времени тебя зовут Баба Яга. Есть люди, которые будут звать тебя Хранителем или даже Берегиней — не обольщайся, это звание надо заслужить. За множество человеческих веков это ни у кого не получилось. Но об этом мы поговорим позднее. Сейчас у нас совсем мало времени, и я пришла напомнить тебе, что у каждого есть долг, а твоя ноша особенно тяжела. Ты обязана охранять границы Яви, не допуская незваных гостей ни из Нави, ни из Прави. Земля Яги служит для них переходом. О правийцах не беспокойся, с ними есть, кому разобраться. А вот с навийцами все сложнее: чтобы попасть в проявленный мир, они захватывают души людей и направляют тела сюда. Одержимые не могут пройти через лес — он под надежной защитой; сквозь землю в этом месте путь им тоже был заказан — переход могла открыть только Берегиня. Навицы вынуждены идти через небо. Заслоном для перехода служит сеть. Я научу тебя ее плести. Или напомню, как это делается, если ты и правда та, о ком я думаю.
Она подошла к ошарашенной Яге совсем близко и положила руки ей на виски. Старуха даже не сопротивлялась, окончательно убедившись в том, что попала в место, где обитатели со странностями и спорить с ними себе дороже. Поэтому спокойно позволила незнакомке прикоснуться к своей голове.
— Смотри мне в глаза, — повелительно сказала красавица.
Яга провалилась в их глубину. Она увидела, как завязывается первый узелок сети, как вокруг сплетаются нити, образуя затейливый узор. Услышала заклинания, которые накладываются на узелки поочередно — каждому из них предназначено свое, не перепутать! Боевые заклятия — острые, как нож и могучие, как удар молота, сокрушительные, словно смерч. От них на языке оставался привкус крови и железа. Охранные — надежные, как каменные глыбы, которые складываются в непреодолимую преграду. Круглые, тяжелые и твердые. Защитные, которые служат надежным щитом и отражением: сила удара противника направляется против него же самого. Были обманки — вроде как пустое место, но только сунься туда, тебя утащит в небытие, и обратно не выбраться. Или вязкие, которые затягивают бесшабашного глупца в топь. Эти холодили пальцы рук так, что приходилось их растирать их друг об друга.
Яга узнавала заклинания, как будто вновь пробовала их на вкус, вспоминая каждое слово, каждую эмоцию, и радуясь этому узнаванию. Она накладывала их на узелки, те начинали светиться, и чем больше их было, тем сеть становилась ярче. И наконец, завершающий узел, который от заклинания последней печати заиграл зеленым светом, от чего вся сеть ослепительно вспыхнула. Готово!
И в этот миг Яга очнулась в своей избе лежа на полу. Огонь мирно потрескивал в печи, в избе стало тепло. Она кряхтя поднялась, потерла затекшую поясницу, похлопала себя руками. Вроде все целое. Ни ожогов, ни обморожений. Ни синяков от падения на пол. О том, что это ей не привиделось, говорило легкое покалывание в пальцах, которое — Яга теперь это знала точно — предшествует накладыванию заклинаний. Магия рвалась наружу, и ей стоило усилий сдерживать эту силу. «Удивительно, что никто не хочет объяснить, откуда я взялась. При этом меня считают бабой Ягой и заставляют играть по их правилам. Ну что ж. Поиграем-поиграем. Но потом не обижайтесь. Кто не спрятался, я не виновата».
Глава 2. Волшебный пендель
Когда ближе к полуночи во двор зашли Агнеша с Велимудром, Яга вновь была полна желания удрать из этого места. Она успела разок обкатать ступу, от полета в этом крайне неустойчивом и малонадежном летательном аппарате у нее остались страшные воспоминания. Ступа слушалась плохо, бабке ежесекундно казалось, что, если ступа еще хоть чуть-чуть накренится, она вывалится из нее, и костей не соберешь. Поэтому она двумя руками держалась за борт, пытаясь лягнуть метлу, которая постоянно подсовывалась ей то под одну руку, то под другую. Но никакая сила не могла заставить Ягу отцепиться от ступы. Оставалось только надеяться, что никто не видел ее позорной аварии в верхушках деревьев и не слышал панических воплей. От удара Яга все-таки вылетела со ступы и жестоко оцарапав руки, схватилась за первую попавшуюся ветку. Когда она поняла, что держится надежно, открыла сначала один глаз, потом второй и оглянулась — падать было некуда, это был вековой дуб и его крона, пусть и замерзшая, представляла собой настолько тесное переплетение ветвей, что напоминала корзину. Ступа застряла в толстых негнущихся лапах дерева, метла
