Книга Один из многих - Егор Уланов

подать руку, но Беликов оттолкнул его в сторону и с приветственной улыбочкой сделал рукопожатие со словами: «Как приятно, Леон Соломонович, счастлив вашей компании». Затем подошел и господин Василевский, ну а потом, как по схеме, пожаловал Немов, неловко стоявший поблизости.

Этот полный дяденька вызывал не меньше интереса у присутствующих, чем хозяева. Все ежесекундно подходили с ним лобызаться. Простите за такое неудачное слово.

Чем же вызвано такое внимание? Ну разумеется, службой, ведь он советник президента. Зовут его Леон, он Соломона сын, откуда отчество, а фамилия Комки́н. Много государственных тайн слышали его маленькие ушки, оттого так высоко ценились везде, где бы ни появлялись.

— Как ваша служба, Василевский? — вдруг спросил Леон Соломонович.

— Все хорошо, — растерянно произнес Андрей. Из троих почтенных друзей он единственный не понаслышке знал Комкина, потому как именно Леон Соломонович вручал Андрею Максимовичу ту самую медаль президентской администрации.

— Нам на службу грех жаловаться! — резво вступил Беликов. Василий Робертович очень любил вступать резко, иногда вовсе не являясь участником разговора или не подозревая о его теме.

— Нет ничего идеального, всегда есть что поправить, — возвышенно, будто играл Гамлета, возразил советник президента; да сладенько ухмыльнулся, радуясь чудному экспромту, навестившему ему голову.

Вокруг Леона Соломоновича собралась приличная толпа народу, поэтому его философское дарование не осталось незамеченным, вызвав поохивания и шушуканья, кои разлетелись от середины сферы, где стояли три офицера и Комкин с женой, до самых ее краев.

И что за люди всегда обретаются у краев таких сборищ. Ничего не слышно, а ждут! Может быть, это как раз тот самый первобытный инстинкт, который теперь уже принято называть социальной сплоченностью.

Здесь, однако, удобно проследить устный пересказ дел государственных. Наверняка какой-нибудь бизнесмен, стоявший с краю и не слышавший ни крохи (из-за прелестной оркестровой музыки и побочных шумов), спросил у тех, кто поближе: «О чем идет беседа?». И обязательно как можно вежливей, чтобы не выглядеть болваном. Получив ответ: «кажется Леон Соломонович сказал: нет, ничего нельзя поправить! Видимо, обругивал этих троих» — Бизнесмен поблагодарит и остроумно заметит: эдакие дикари, уже и на праздниках увольняют да подсиживают друг друга в своих ведомствах. Бедные офицеры!

Преимущество же книжного слова во власти над временем. Поэтому вернемся к моменту, когда Комкин ухмыльнулся.

Ухмылка его была настолько загадочной, что Беликов растерялся. Еще секунду назад уверенный и энергичный, сейчас он был совершенно оконфужен. Попросту не представляя возможности ответа, Василий Робертович потупил взгляд и смиренно ждал выговор.

Положение спасла жена Комкина — Анетта Степановна, вступившая в разговор со словами: «Не переживайте, это Леон так дурачится», — при этом подталкивая мужа в бок.

— Всего лишь игра слов, молодой человек. Ведь если бы идеала не существовало, в каком государстве мы тогда бы жили? — патетически оправдывался советник.

— Вы правы… Кто является лучшим примером идеала, если не наша страна, — протяжно выговорил Василий Робертович, утерев холодный пот. В этот миг он казался честен, как херувим.

Подняв бокал, Леон Соломонович огласил: «Выпьем за эту светлую мысль».

Все, кто был рядом, подняли бокалы, хоть некоторые вообще не представляли, за что пьют.

— Вынужден на время покинуть вас, друзья мои молодые. Так как много приятелей… — И с этими словами Леон Соломонович прекратил оказывать трем товарищам всякое внимание и переключился на столпившихся вокруг него «приветствующих».

Я думаю, именно тогда трио офицеров усвоило первый сегодняшний урок об устроении общества: обдумывай слово, прежде чем молвить. Урок обманчивый в своей простоте.

Они, пройдя через толпу, опять встали чуть отстраненнее, вблизи белоснежной колонны.

— Вот старый черт! — задыхался Беликов от злости.

— Ловко он тебя поддел, — вполголоса выразился Василевский, быть может, совсем наугад.

— А потом, потом, я не отвечал, думал, все пропало, хорошо… у-ух, слава богу… — Беликов схватил бокал у проходящего слуги и сию же секунду осушил.

— Не переживай ты! Старичок просто любит поиграть словами. Такой грешок у многих к его годам водится, — делая доброе лицо, утешал Беликова Немов.

— Играют словами в компании друзей. А это общество! Тут запросто ничего не скажут. Мало ли что обо мне подумают… — уже успокоившись и отдышавшись, возразил Беликов. Выбритые щеки его посинели.

Василевский обратился к Немову, весьма цинично высказав следующее:

— Ты придаешь безбожно малую силу молве, и оттого медлишь по службе…

— Воистину! — поддержал Беликов, еще задыхаясь.

— Ах так! — улыбаясь, отвечал Немов. Вообще для него было крайне неприятно любое посягательство на чин, заработанный честно. Как правило, он не брезговал силой призвать к ответу. Однако от своих друзей офицер готов был слышать многое.

— Я хоть не был оконфужен маразматичным старикашкой, — сказал Немов, предвкушая победу и потирая свои черные блестящие как крахмал усы.

— Воистину! — поддержал теперь Василевский.

Смех пронзил обоих, задорный и детский.

Василий встряхнул головой:

— Оконфужен… Слово-то какое! Где вычитал? — энергия и сила вернулись к нему.

— Сегодня у нас девятнадцатый век, — паясничал Немов, — надобно соответствовать, Василий Робертович.

— Вы друзья мне? Таких врагу не пожелаешь, — сдерживая улыбку, парировал Беликов. — Ну, будет, будет. Лучше посмотрим на дам.

Немов, усмехнувшись, отмахнулся:

— Не мне женатому за юбкой волочиться. А вам бы двум придаткам не мешало.

Василевский, следя за толпой юных дам, заметил тихо:

— Зачем, по-твоему, придуманы любовницы, Владислав?

— На что намекаешь? — покачав головой, гордо отвечал Немов.

— Очень просто завести, как рыбку… — улыбнувшись, прошептал Василевский.

— Фу… — с явным притворством издал Немов.

Беликов глазел откровенно, согласно кивая словам Василевского. Они оба радовались многообразию красавиц, которые сами были не прочь пококетничать, завлекая мужские сердца все дальше и дальше от разума и здравого смысла. В этом есть ослепляющий аффект красоты.

Плавные мотивы вальса ласкали уши. Немов ощутил прохладное спокойствие и сделал победный глоток.

После все трое направились к месту, где собрались незамужние дамы. Место это было никем не условлено, но тайный инстинкт неодолимо влек туда всех мужчин. Прелестницы стояли на втором гостевом этаже, что вынуждало кавалеров подниматься по лестнице. Как в древних мифах избранные восходили на Олимп, три друга восходили вверх, чувствуя смущенные взгляды и невольно меняясь сами. Походка их становилась грациознее, лица безразличнее, а взоры… Они уже не те, что были на первой ступеньке. Бьюсь об заклад, вы бы не угадали в этих самоуверенных львах ни инфантильности, ни стеснения. Но даже Немов, убеждавший в своей безразличности к «юбкам», переменился. Что уж говорить о Василевском и Беликове.

Перед глазами показался второй гостевой этаж. Он напоминал нечто вроде зимнего сада или ВИП-ложи театра, потому как с него был виден весь остальной зал от начала до конца. Смелая задумка архитектора наверняка дорого