в предисловии и подчеркнут ее построением.
На первом плане выступает «участие промысла божия»[10], а непосредственным его «исполнителем» оказывается Елизавета. «Елизавета основала Московский Университет»[11], — решительно заявляет Шевырев. Рядом с Елизаветой он ставит И. И. Шувалова, который «соединял редкие в себе качества души и умел породнить религиозное воспитание древнего русского человека с потребностями современного образования…». Восхваление Шувалова Шевырев заключает утверждением: «…на 28 году жизни совершил он лучшее свое дело — основал Московский Университет»[12]. Лишь после этих гимнов по адресу Елизаветы и Шувалова Шевырев переходит к Ломоносову, сводя его роль к тому, что он оказывал Шувалову помощь советами. В каком плане изображаются «эти советы», можно судить по утверждению Шевырева, что «Ломоносов выразил в своей жизни 3 основных национальных чувства: святую веру, преданность престолу и чувство русского могущества»[13]. Центральное место у Шевырева занимают указы Елизаветы и Екатерины, решения сената, ордера Шувалова, Мелиссино, Адодурова, Веселовского и других лиц, управлявших университетом. Он не жалеет самых пышных и громких эпитетов для бесконечных похвал реакционерам-профессорам Московского университета. Ученики же и последователи Ломоносова, отходят на второй план, и их деятельность фальсифицируется.
Так как работы Шевырева по истории Московского университета до настоящего времени остаются единственными сводными работами по этому вопросу, то большинство последующих авторов шло за ним, основывалось на его материалах, повторяло его выводы. При этом забывалось, что материалы подобраны и истолкованы им крайне тенденциозно, а часто и просто извращены, что не только изложение отдельных событий, но и история университета в целом фальсифицирована.
Мало нового внесла в разработку вопроса об основании Московского университета и роли Ломоносова в его создании и либеральная историография. Статьи Ашевского и Сыромятникова по существу отрицали всякое значение деятельности Московского университета в XVIII веке. Говоря о том, что Московский университет — «эфемерное учреждение», «ненужная роскошь», на которую «убивали миллионы» (Сыромятников), что «университет влачил жалкое существование», что «в нем не было людей с громким именем в области науки», что лекции читались по устарелым иностранным руководствам (Ашевский), авторы не скупились на самые громкие эпитеты, как только речь заходила о реакционной профессуре[14].
Вслед за В. С. Иконниковым В. Якушкин и М. Н. Сперанский считали Московский университет «сколком германских университетов со всеми их недостатками… как по характеру их деятельности, так и по своему устройству»[15]. Они явно преувеличивали значение и характер влияния Западной Европы на направление и содержание его деятельности. Кроме того, Якушкин абсолютно неправильно давал высокую оценку таким отъявленным врагам передовой русской науки, как Шаден и Шварц.
Однако, говоря о статьях Якушкина и Сперанского, следует отметить, что Якушкин впервые попытался проанализировать проект Московского университета с целью доказать, что истинным основателем университета является Ломоносов. Развивая это положение Якушкина, Сперанский в своей речи на праздновании 200-летнего юбилея со дня рождения Ломоносова отмечал, что именно Ломоносову университет обязан демократическим направлением проекта. Большое значение имела попытка Сперанского, хотя и в крайне общей форме, показать, что Ломоносов является не только создателем университета, но что именно он «дал ему то понимание этих задач и то направление в их выполнении, какие составили с тех пор и составляют до сих пор заслугу нашего Университета перед Россией»[16].
В дореволюционной России отношение к Ломоносову и оценка его деятельности не были и не могли быть едиными, как не было единым потоком развитие русской национальной культуры и науки. Еще в 1758 г. ученик и соратник Ломоносова Николай Поповский дал оценку его великих заслуг перед родиной и русским народом. Наиболее революционное произведение XVIII века «Путешествие из Петербурга в Москву» А. Н. Радищева заканчивалось подлинным гимном в честь Ломоносова. Представители новой, демократической и революционной России, так же как и представители передовой национальной культуры и науки, высоко оценивали деятельность Ломоносова и рассматривали его как блестящего выразителя лучших качеств и традиций русского народа. Они видели в его жизни и деятельности образец беззаветного служения Родине. «Ломоносов страстно любил науку, но думал и заботился исключительно о том, что нужно было для блага его родины. Он хотел служить не чистой науке, а только отечеству»[17], — писал Н. Г. Чернышевский. Хотя в тех оценках, которые давали представители новой, демократической России Ломоносову и его деятельности, содержались отдельные ошибки, хотя эти оценки далеко не всегда были полными и всесторонними, в целом они правильно определяли место и значение Ломоносова и его деятельности в развитии русской национальной культуры и науки, в распространении просвещения в стране. Вместе с тем демократические деятели русской культуры вели борьбу за использование и развитие лучших ломоносовских традиций, за освоение и творческое развитие его научного, философского и литературного наследства.
Высокую оценку давали представители демократического направления в русской культуре Московскому университету и той роли, которую он сыграл в развитии национальной культуры, науки и общественно-политической мысли. Эти оценки нашли выражение в уже упоминавшихся рецензиях Чернышевского на «Историю Московского Университета» Шевырева и изданный к столетнему юбилею университета «Биографический словарь профессоров и преподавателей Московского Университета», в письме Чернышевского родным, целиком посвященном юбилею университета и его выдающейся роли в развитии русской культуры[18]. Ряд страниц «Былого и дум» посвятил Московскому университету А. И. Герцен, на всю жизнь сохранивший к университету чувство глубокой признательности и любви. На страницах «Колокола» он десятки раз выступал с гневным разоблачением реакционной политики царизма в отношении университета, мешавшей развитию старейшего центра русского просвещения. Герцен не раз поднимал голос в защиту студентов и студенческих требований, в защиту передовых профессоров университета, вопреки политике самодержавия двигавших русскую науку вперед и хотя еще робко и непоследовательно, но уже становившихся в оппозицию к царизму. Он разоблачал трусость и предательство либеральной профессуры, боявшейся революции и принимавшей все меры для того, чтобы помешать развитию студенческого движения. Воспитанник Московского университета, великий революционный демократ В. Г. Белинский был тесно связан с передовой профессурой университета и в своих статьях неоднократно давал высокую оценку его роли в развитии русской культуры.
«Каждый годовой отчет о действиях и состоянии Московского университета должен возбуждать живейшее участие: Московский университет — единственное высшее учебное заведение в России; он не знает себе соперников; у него есть история, потому что для него всегда существовало органическое развитие. В Московском университете есть дух жизни, и его движение, его ход к усовершенствованию так быстр, что каждый год он уходит вперед на видимое расстояние»[19], — писал В. Г. Белинский.
К оценкам, которые давали Московскому университету
